— Варвара, ты… вы не правы. Нельзя перечёркивать все заслуги человека перед семьёй из-за одного эпизода. Я лично готова признать, что ошибалась насчёт вас, принести публичные извинения и больше никогда не оспаривать ваше главенство.
Ишь как заговорила. Видно, очень уж не хочется терять доступ к семейным угодьям с пушниной. Но Варвара была непреклонна:
— Мне не нужны ваши извинения. Я просто не могу доверять предателям рода. И других просить об этом, как глава семьи не могу тоже. И хочу объявить для всех, — она повысила голос, — я лучше останусь единственной в роду Соболевых, чем буду делить фамилию с крысами.
— Грубиянка! — не выдержал дед Василий, — вот поэтому тебе и нельзя доверять управление родом! Никакого уважения к старшим и их заслугам!
Тут уже и я не выдержал, рявкнув:
— Выметайтесь отсюда. Вы потратили свой шанс оспорить завещание на сделку с врагами. Итоги дуэли признали сами императоры.
Варвара с благодарностью на меня посмотрела.
— Спасибо Лёша. И, правда, хватит тратить наше время. Требую всех, чьи имена я перечислила, покинуть Тосно и больше никогда сюда не возвращаться. Все формальности я улажу в ближайшее время.
— Щенки, — выплюнул в нашу сторону дед, но всё же двинулся к выходу, а вслед за ним потянулись и остальные изгнанные из рода.
— Бубун, проследи, чтобы они ничего не украли или не натворили напоследок. Я не могу доверять им больше ни в чём, — попросила Варвара.
Петрович кивнул и последовал за бывшими Соболевыми, а собрание продолжилось.
Правда, больше ничего интересного не произошло, если не считать того, что мы перераспределили управляющих семейными активами. Мне достались те самые угодья в Сибири.
Надо бы слетать туда теперь посмотреть, что и как. Но это потом. А сейчас я покинул Тосно, чтобы, наконец, проведать Леру.
Её отвезли в самый лучший мед. центр в Москве, где лечат даже императорскую семью, так что лучший уход получить просто невозможно. Но в первый день меня к ней даже не пустили. И ничего конкретного о её состоянии, кроме того, что оно под контролем врачей, я добиться не мог.
Мне не позволили её посетить и в следующие два дня. И только на четвёртый я, наконец, смог пробиться.
Я нашёл Леру в шикарной палате, достойной президентского номера любого пятизвёздочного отеля. Она лежала на огромной кровати, и заливалась слезами, кажется, даже не заметив, как я вошёл.
Я сел рядом и погладил её по спине. Она вздрогнула, но, поняв, что это я, сразу села и, размазывая по лицу слёзы, прижалась к моей груди.
— Я так рада, что ты жив, ты не представляешь, — прошептала она.
— А плачешь тоже от счастья? — спросил я, зарывшись лицом в её волосы.
— Лёш… — Лера замолчала и добавила через несколько секунд, — сейчас. Дай минуту.
Я и не думал её торопить и спокойно ждал, пока она придёт в себя. А когда это, наконец, произошло, Котова ошарашила меня новостью:
— Я пустая, Лёш. Совсем. Больше не смогу тебе помогать и вообще ничего не могу, — её голос дрогнул, словно она снова готова разреветься, но, закусив губу, она всё же удержалась.
— Подожди. Это тебе врачи сказали?
— Нет. Они вообще ничего не говорят. Но я совсем не чувствую в себе силы. Мне кажется, там, в Тосно, я отдала всю себя и даже больше.
Я крепко её обнял.
— Так. Ты вообще-то мне жизнь спасла. Ты моя умница, — я поднял её лицо к себе и поцеловал, а потом продолжил, — поэтому давай ты будешь умницей до конца? Не накручивай себя раньше, чем врачи скажут в чём дело. Возможно, всё ещё восстановится.
— Ты сам то в это веришь? — буркнула Лера.
Я тяжело вздохнул.
— Так, Котова. Я вижу ты себя уже накрутила. Отставить панику раньше времени.
Я снова её поцеловал, и она, наконец, улыбнулась.
— Так точно, старший лейтенант Соболев!
Появление кортежа, который привез тело Гены стало для Бориса Волкова самым настоящим шоком. Он настолько привык к тому, что у него под рукой всегда был цепной пёс, что сейчас ощутил себя голым.
С серым от потрясения лицом Борис отсутствующим взглядом смотрел, как слуги аккуратно, без использования магии, так требовали традиции, положили тело Геннадия в саркофаг в родовой усыпальнице.
Затем прислуга беззвучно удалилась, оставив Бориса наедине с погибшим.
Князь Борис не мог поверить, что этот щенок Соболев, тот самый ноль, от которого Борис в свое время отказался в крипте призыва, смог завалить такого матерого бойца как Гена.
Если выносить за скобки императоров, то Гена по боевым качествам был вторым человеком в Империи, сразу после берсерка Матвея Медведева. И раз Соболев убил Гену, то уже он может считаться вторым.
Это пугало. Когда Борис узнал о нападении на родовое имение Соболевых, то первой его реакцией стало возмущение. Всё-таки хоть сейчас Соболевы и Волковы находились по разным сторонам баррикад, но оба рода считались, да и являлись, одними из старейших в империи, и то что нашлась какая-то сила посмевшая напасть на княжескую резиденцию вызывало опасение.