Главбухша

За окном падал снег и светила полная луна. Ругались соседи этажом ниже, она их как-то видела: молодая пара, лет по тридцать, довольно приятные  на вид, шли под руку, демонстрируя полное согласие друге другом, но почти каждый вечер — ругань, слезы и мат-перемат. Зачем живут? Раньше это казалось ей непонятным, но теперь Марта вдруг поняла: а куда деваться? Ну разведутся, только найдут ли кого-нибудь лучше? Но и так жить нельзя. Уравнение с одними неизвестными. Этого в школе не проходят.

Марта долго ворочалась, потом не выдержала, поднялась, прошла на кухню, закурила. Она курила редко, но в сумке всегда носила с собой пачку облегченных «R-1». Поставила чайник. Ее и раньше терзала бессонница, особенно в те дни, когда что-то происходило необычное. Надо успокоиться, все обдумать и не принимать скоропалительных решений. Возможно у Стаса пройдет сексуальный зуд. Так что не стоит паниковать.

Пить чай она не стала и отправилась спать. Ей вдруг приснилась мать. Сидя на табурете посреди двора, она чистила картошку и укоряла Марту в легкомысленности. Дочь кивала, соглашаясь во всем.

Наутро, выйдя из подъезда, Марта сразу же заметила «вольво», в которой сидело трое кавказцев. Увидев ее, они тотчас оживились, и она поняла: они следят за ней. Земская пошла к остановке, машина последовала за ней. Она села в автобус, «вольво» демонстративно тронулась следом, двигаясь по-черепашьи. В метро за ней пристроился один из налетчиков, в вагоне нахально рассматривал ее, раздевая взглядом, и главбухша лишь усилием воли удержала себя, чтобы не броситься на него с кулаками.

Она пришла на работу взвинченная до предела, налила себе коньяку, залпом выпила, начала рассказывать обо всем Стасу, но заявилась ревизия из Пенсионного фонда — две сорокалетние дамы в дубленках, с золотыми кольцами на обеих руках, и Марта сразу же поняла- берут. Но с пенсионным отчислением у них все было в порядке. Она установила всём небольшие официальные зарплаты, с которых и платились налоги. Стас поначалу получал восемьсот, она — шестьсот, продавцы — по четыреста. На самом деле генеральный имел две с половиной тысячи долларов, главбух — полторы, продавцы по триста. Потом сами пенсионники, хорошо понимавшие, что все рисуют в ведомостях липовые заработки, мягко подсказали, что не стоит дразнить налоговую полицию и хорошо бы заработную плату немного увеличить. Марта прислушалась к ним и всем повысила оклады на двести рублей.

Не найдя и на этот раз ничего серьезного — в один из дней кассиры «Сириуса» сдали выручку на полтора дня позже, но это нарушение ревизорши милостиво простили, — инспектрисы снова прицепились к зарплате.

—    Надо бы снова поднять, — застенчиво посоветовали они.

—    Но год назад мы увеличили оклады на двести рублей, — удивленно вскинула брови Марта.

—    Инфляция растет еще быстрее, никуда не денешься.

—    И на сколько вы хотите, чтоб мы повысили?

—    На триста всем!

—    Может быть, пока на пятьдесят? — предложила Земская.

Инспектриса, возглавлявшая проверку, отрицательно покачала головой. Она видела, как Стас привез два ярких пакета, в которых лежало по большой коробке  конфет, бутылке дорогого ликера и по коробочке французских духов (деньгами пенсионники, в отличие от пожарных и санэпидстанции, принципиально никогда не брали). Гендиректор ненавязчиво продемонстрировал содержимое пакетов, чтобы дамы оказались посговорчивее, но старшая ревизорша, молодящаяся и кокетливо поглядывающая на Ровенского, снова покачала головой и со вздохом добавила:

- У нас установка начальства. Сверху спускают: повысить собираемость налогов, а мы, естественно, берем под козырек.

—    А вот мы этого не делаем! — поморщилась Марта.

—    Почему? — не поняла инспектриса.

—    У наших головных уборов нет козырька.

Марта хорошо знала, как спускаются эти установки и как они выполняются. Вместо того чтобы обходить  с проверками все организации, ревизорши выбирали две-три и давили на них. С дамочками можно было сторговаться на сотне или двух, что и намеревалась сделать Земская. Противиться инспектрисам она не собиралась, понимая, что строптивцам потом житья не дадут, но и прогибаться перед наглыми пенсионниками не собиралась. Однако в разговор неожиданно вмешался Ровенский.

—Триста так триста, — согласился Стас, и обе ревизорши, как по команде заулыбались, оставалось лишь забрать подарки и удалиться.

Марта без боя никогда не сдавалась. Она даже на рынке над самыми заядлыми торговцами всегда одерживала верх.

Едва дамочки, шурша дубленками и подарочными пакетами, выпорхнули за порог, Марта разразилась грубой бранью.

—    Да плевать на них, — махнул рукой Стас.

—    Нет не плевать! — завелась Марта. — Сегодня покорно уступили, они завтра на четыреста попросят поднять или на пятьсот. И что тогда? Тоже возьмем под козырек?! Тогда уж лучше все сразу сдавать государству,как в эпоху продразверстки, оставляя себе на хлеб и воду!

Стас молчал, понимая, что не прав.