Главная антироссийская подлость

Значительную часть обитателей лагерей составляли гражданские лица, также зачисленные в военнопленные. Во время немецкого наступления государственные служащие, чиновники всех уровней управления, местная администрация, полиция эвакуировались на восток страны. Известны предписания польской администрации об их явке в распоряжение советских частей (см.: Zbrodnia katynska: Droga do prawdy. Warszawa, 1992). После задержания их отправляли в лагеря военнопленных или тюрьмы. Наиболее массовую категорию из них составляли полицейские. Другие обычно перечисляемые для «классовой оценки спецконтингента» категории по статистике выглядят весьма скромно: на 26 декабря 1939 г. во всех трех лагерях было 5 разведчиков, 27 помещиков, 27 осадников, 6 «активных членов антисоветских партий» и т. д. (т. 3/39. Л. д. 180). Режим трех лагерей со «спецконтингентом» далеко не во всем соответствовал международным правилам содержания военнопленных. Несмотря на окончание военных действий, вопрос об освобождении и репатриации военнопленных из трех лагерей не решался. Действовала противоречащая нормам международного права система допросов и репрессивных мер. Это вызвало многократные обращения с запросами кадровых офицеров из Старобельского лагеря (осенью 1939 г. – генерала Ф. Сикорского на имя В. М. Молотова с попытками перевести вопрос о статусе и содержании польских военнопленных на уровень международного права, их освобождения; в начале января 1940 г. – военного юриста полковника Э. Ю. Саского и группы полковников на имя начальника лагеря с просьбой выяснить позицию советского правительства в отношении статуса задержанных: являются ли они военнопленными, арестованными или интернированными. Помимо ряда бытовых вопросов, поднимались проблемы соблюдения прав военнопленных: права обращения к посольству того иностранного государства, которое взяло на себя защиту интересов польских граждан, возможности действовать через Красный Крест, опубликования списка военнопленных, освобождения отставников и офицеров запаса, которые не были призваны и не участвовали в войне, старых и больных и т. д. (т. 13/49. Л. д. 186–190). Вопрос об уточнении своего правового положения офицеры‑военнопленные ставили и в Козельском лагере (см. дневник В. Вайды: Pamitjtniki znalezione w Katyniu. Paris – Warszawa, 1990. S. 151).

В ответ на запрос начальник Старобельского лагеря от 4 ноября 1939 г. П. К. Сопруненко и начальник учетного отдела И. Б. Маклярский разъяснили, что Женевская конвенция 1929 г. о военнопленных «не является документом, которым вы должны руководствоваться в практической работе. Руководствуйтесь в работе директивами Управления НКВД по делам военнопленных» (т. 7/43. Л. д. 57). Как известно, входивший в Лигу Наций СССР должен был соблюдать международные конвенции.

С завершением комплектования состава лагерей в ноябре 1939 г. режим в них стал еще более жестким, особенно после введения в действие приказом Л. П. Берии от 19 ноября 1939 г. «Временной инструкции о войсковой охране лагерей военнопленных (приемных пунктов) частями конвойных войск НКВД СССР» (т. 3/52. Л. д. 62–76).

Одновременно органы НКВД активизировали свою работу на территориях Западной Белоруссии и Западной Украины «в целях быстрейшего очищения от враждебных элементов» согласно приказу замнаркома внутренних дел СССР В. Н. Меркулова от 5 ноября 1939 г. за № 001353. Силами НКВД БССР и УССР проводились выявление, а затем аресты чиновников местных органов управления, служащих и чинов полиции, суда и прокуратуры, работников образования, священнослужителей и т. д. Они квалифицировались как агенты, провокаторы, диверсанты, резиденты, участники различных контрреволюционных организаций, содержатели конспиративных квартир, контрабандисты, разведчики, контрразведчики и т. п. Эта кампания приобрела столь массовый характер, что местные тюрьма и лагеря вскоре были переполнены. Оперативные органы НКВД стали пересылать часть «следственного контингента» в лагеря для военнопленных, поскольку среди этих лиц были задержанные, в том числе содержавшиеся в больницах больные и раненые офицеры, офицеры запаса и отставники, а в их числе – не призывавшиеся в армию и не участвовавшие в боевых действиях. При аресте на них, как и на гражданских лиц (чиновников администрации – воеводских, т. е. областных, и ПОБИТОВЫХ, т. е. уездных, управлений, бургомистров, почтовых чиновников, прокуроров и судей, помещиков и др.), задержанных по «классовым мотивам», заводились дела с общим обвинением в «совершении контрреволюционных преступлений», но без указания на конкретные преступные действия. Как известно, содержание офицеров в следственных тюрьмах не соответствует международному праву.