Главная книга о Второй Мировой

А в декабрьском номере журнала «Новый мир» за 1994 г. появилась публикация речи Сталина, с которой он выступил в день заседания Политбюро 19 августа 1939 г. Т.С. Бушуева, которая нашла текст этой речи в секретных трофейных фондах бывшего Особого архива СССР, оценила ее как «безусловно исторический документ, столь откровенно обнаживший агрессивность политики СССР». По ее мнению, именно эта речь «легла в основу позиции советской стороны при подписании ею секретных протоколов с фашистской Германией о разделе Европы»[191].

Запись речи Сталина на заседании Политбюро ЦК 19 августа 1939 г. публиковалась ранее на Западе. Почти сразу с изложением этой речи выступило французское агентство Гавас, чью публикацию Сталин назвал «враньем» в интервью газете «Правда» от 30 ноября 1939 г. Знали о речи Сталина и некоторые западные историки. Западногерманский историк Е. Еккель даже опубликовал найденную им запись речи Сталина в одном из журналов ФРГ в 1958 г.[192]. Реакцию советских военных историков на эту публикацию можно найти во втором томе «Истории Второй мировой войны»: «Фальсификация очень грубая. Достаточно сказать, что Сталину приписаны такие обороты речи и обращения, которые он никогда не употреблял. Кроме того, в этот субботний день, 19 августа 1939 г., заседания Политбюро вообще не было»[193]. Фальсификацией считает эту речь и такой просталински настроенный западный историк, как И. Фляйшхауэр[194].

В 1995 г. в России было торжественно отмечено 50-летие Победы над фашистской Германией и окончания Второй мировой войны. Этот юбилейный год стал годом огромного количества публикаций по теме, продемонстрировавших не только тот уровень свободы, которого достигли российские историки, но и то, с каким трудом правда о кануне войны пробивается наружу[195].

Советская история переполнена тайными преступлениями власти, но из всех ее тайн особо мрачной и хранимой была подготовка военного наступления на Европу в 1941 г. Эту правду приняла пока небольшая часть российских историков.

В качестве примера столкновения прямо противоположных точек зрения может служить опубликованная незапланированная дискуссия «Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера?» (М.: АИРО — XX, 1995). Наряду со статьями А.В. Афанасьева, С. Григорьева, М.Г. Николаева, С.П. Исайкина, А.Н. и Л.А. Мерцаловых в сборнике представлен альтернативный взгляд на события кануна войны — Б.Н. Петрова, В.Н. Киселева, В.Д. Данилова, М.И. Мельтюхова, В.А. Невежина. Вместе с тем поставленные перед целым рядом очевидных фактов сторонники просталинской концепции были вынуждены, по крайней мере, признать, что «проблема взаимосвязи военной доктрины с технической политикой в СССР всегда была белым пятном для общества…», что «по сравнению с Западом у нас выпущено ничтожно малое число книг, посвященных этой теме»[196].

Наиболее радикальные выводы содержались в статье М. Никитина, который не случайно скрылся под псевдонимом (правда, весьма прозрачным). На основании идеологических документов мая — июня 1941 г. автор пришел к выводу о том, что «основной целью СССР являлось расширение «фронта социализма» на максимально возможную территорию, в идеале на всю Европу. По мнению Москвы, обстановка благоприятствовала осуществлению этой задачи. Оккупация Германией большей части континента, затяжная, бесперспективная война, рост недовольства населения оккупированных стран, распыление сил вермахта на разных фронтах, близкий японо-американский конфликт — все это давало советскому руководству уникальный шанс внезапным ударом разгромить Германию и «освободить» Европу от «загнивающего капитализма». Этой цели и была посвящена вся деятельность советского руководства в 1939–1941 гг.

Таким образом, — считает автор, — намерения советского руководства в мае — июне 1941 г., устанавливаемые на основе исторических документов, значительно отличаются от тех, которые нам преподносит отечественная историография. Следовательно, неверна вся и так не очень стройная концепция предыстории Великой Отечественной войны, поскольку она не соответствует известным фактам и документам. Поэтому уже сейчас основной задачей отечественной науки является создание новой концепции истории советского периода вообще и событий 1939–1941 гг. в частности»[197].