Главная профессия — разведка

Не вникая в суть дела, начальство приняло решение дать согласие на «социальные науки». Встреча с шефом кадров ООН в Москве состоялась в представительстве ООН. Это был англичанин лет 55, несомненно, опытный «людовед». Кстати, англичане очень любили направлять своих людей в отделы кадров международных организаций. Как правило, это были отставники из английской разведки, заслужившие поощрение в годы войны и в первые годы «холодной войны», так как зарплата в международных организациях была намного выше, чем в правительственных учреждениях Великобритании.

Помню, как мой собеседник в самой деликатной форме представился на английском языке, упомянув при этом, что он сам по национальности англичанин. Далее он спросил, на каком языке (в моей анкете были указаны французский и английский языки) я бы хотел беседовать, и хотя задним числом я понял, что это было глупостью с моей стороны, я заявил, что готов беседовать на английском, равно как и на французском. Это было, конечно, наивное решение, так как французский язык я учил в серьёзном языковом вузе, совершенствовал год в разведывательной школе с опытными педагогами и уже дважды работал с языком за рубежом, притом первый раз достаточно длительное время. Английский язык был моим вторым языком, и я учил его в разведывательной школе ускоренным темпом — 4 семестра за год, и заканчивал изучение, уже работая в ПГУ. Экзамены за полный курс сдал на отлично, буквально за 2–3 недели до встречи с ооновским кадровиком. Беседа прошла, как мне показалось, успешно: я ответил на различные очень простые вопросы, рассказал немного о себе, и на этом мы расстались.

Уже значительно позднее, работая в ЮНЕСКО, я имел возможность ознакомиться с заключением ооновского чиновника о встрече со мной. Помню, он указал, что в целом я «произвёл положительное впечатление интеллигентного молодого человека», а далее было коротко сказано, дословно: «предпочёл беседовать на английском языке, английский язык — рудиментарен». Этот эпизод имел свои последствия.

Я, в сопровождении второго секретаря нашего посольства, который по совместительству занимался делами, связанными с ЮНЕСКО (доброй памяти Валентина Забарина), прибыл на представление в департамент социальных наук. Исполняющим обязанности директора департамента был француз Ги де Ляшарьер, о котором сообщу несколько слов позже. Беседа с Ляшарьером, конечно, велась на французском, мой провожатый из посольства прекрасно говорил на этом языке. И мой французский также, видимо, был вполне удовлетворительным.

Ляшарьер остался доволен нашим знакомством. Далее мой провожатый из посольства откланялся, и Ляшарьер сказал, что подошло время, назначенное нам для встречи с генеральным директором ЮНЕСКО. В то время это был американец Эванс, типичный техасец, получивший назначение в ЮНЕСКО как компенсацию за свои услуги на прошедших трудных очередных выборах американского президента.

И вот когда мы по длинному коридору направлялись в сторону кабинета генерального директора, Ляшарьер вдруг остановился и сказал: «Хотя это и международная организация, но мы находимся во Франции; я думаю, несмотря на то, что доктор Эванс американец, беседу мы будем вести на французском». Потом я уже понял скрытый смысл его предложения, связанный с моими слабостями в английском языке. В свою очередь, Эванс был явно не силён во французском. Ляшарьер довольно подробно представил меня, попутно уточняя по-французски у меня некоторые детали. Реплики Эванса были односложные и с таким американским произношением, как говорят, будто он «держал горячую картофелину во рту», что отдельные слова просто нельзя было разобрать. В этой связи встреча закончилась очень быстро, видимо, ко взаимному удовлетворению. Так началось моё пребывание во Франции.

Я столкнулся, особенно на первых порах, с большими трудностями. Во-первых, моего французского языка оказалось недостаточно для того, чтобы самостоятельно работать, особенно над написанием документов. Во-вторых, в области социальных наук, а в ЮНЕСКО это сводилось к модной в то время на западе социологии, мои познания были просто нулевые. Напомню, что тогда в Советском Союзе социологии просто не существовало, а те её маленькие ростки, которые появились в первые годы советской власти, были полностью искоренены. Выручало меня, с одной стороны, то, что департамент социальных наук главным образом занимался администрацией науки, организацией конференций, симпозиумов, заключением контрактов на различные исследования, а с другой стороны — очень внимательное и, я бы сказал, доброе отношение ко мне моих коллег по организации.

Со своей стороны, я сразу же занял позицию, не претендующую на знание предмета, заявляя, что я являюсь экономистом-международником и с социологией только начинаю знакомиться.