Главная роль 3 (СИ)

— Жалко, — подтвердил я. — Хороший был. Ничего, похороним с почестями. Прости-господи, — перекрестился. — Ничего в нем еретического не было, просто старый и сердце слабое оказалось. Жертва его будет не напрасной — мою репутацию увеличил, а она, в свою очередь, выльется в улучшение жизни подданных, наведение порядка и освобождение Цареграда.

— Царьград этот, — скривился Император.

— Все по плану, — развел я руками. — Прошу возможности на завтрашнем Госсовете поднять вопросы об учреждении Премии Романовых, медали «герой труда» для рабочих и крестьян — раз в год будем в столицу их привозить, Августейшими руками награждать — и создании Антимонопольного комитета.

— Зачем комитет? — удивился Александр. — Указы должные есть — еще Петр озаботился.

— Указов не видно, а в глазах народа это приравнивается к их отсутствию. Социалисты о вреде монополий верещать любят, а Комитет у них из-под ног эту опору выбьет. Ну и монополии действительно вредят. Почему у нас на вооружении пушка французская одного типа, к которой никакие другие снаряды не подходят? Это же тупо.

— Не лезь в пушки покуда, — отмахнулся Александр. — Поднимай свои вопросы, — откупился малым.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Пойду?

— Ступай.

Выбравшись в приемную, я дружелюбно указал чиновникам на дверь спальни — свободно! — и вышел в коридор. «Подобрав» Толстого, направился в свой кабинет:

— Сейчас журналист придет, интервью у меня брать. Предлагаю вам в нем немного поучаствовать, Лев Николаевич.

— Не люблю я борзописцев этих, — поморщился он.

— Много вам от них доставалось, — сочувственно вздохнул я. — О вас и анекдоты ходят. Некоторые весьма смешные. Например — «Проснулся с утра Лев Николаевич Толстой, надел рубаху да лапти, взял в руки косу да как давай косить. Крестьяне рядом стоят да шепчутся: 'Чего это граф капусту косит»? «А кто его знает — он же грамотный».

Классик презрительно фыркнул.

— Анекдот, Лев Николаевич, он о масштабах личности поболе многого иного говорит, — заметил я. — О серости и никчемности анекдотов сочинять да рассказывать никто не станет. Я, к примеру, анекдотов о себе жду с нетерпением — мне они будут очень приятны. А вы, заметьте, в анекдотах о вас пусть и чудаковаты получаетесь, но никому и в голову не приходит выставить вас злодеем. Любит вас народ, и любить будет поколениями — «Войну и Мир» я в обязательную школьную программу включу, когда начальную безграмотность заборем, а народ — это не пренебрежение, а трезвый взгляд на вещи — духовно и интеллектуально до такой сложной вещи дорастет.

— Дорасти ему нужно, — согласился Толстой, решив не удостаивать вниманием мой спич про анекдоты. — Я своим мужикам оркестр выписывал, симфонии играть — слушали прилежно, но я же вижу, что не поняли ничего.

— Нынешнее поколение взрослых мы худо-бедно научим читать, писать да считать — хотя бы немного. Их детей мы научим тому же, добавив в программу азы природоведения, историю — она мировоззрение изрядно формирует, ибо показывает, что от соседей наших добра ждать не приходится — и немного литературу, в виде детско-юношеских книг. Они вырастут, родят детишек — их мы сможем научить еще большему. И следующее поколение, даст Бог, — перекрестились. — Образование будет получать фундаментальное, через него приобщаясь к шедеврам нашей и мировой культуры. Тож понимать будут не все, но дать ребятам шанс считаю необходимым.

— Соседи у нас те еще, — аккуратно направил разговор Лев Николаевич.

— Те еще, — кивнул я. — Но нужно правде в глаза смотреть: мы с их точки зрения ничуть не лучше. Но нам чужая точка зрения побоку — у нас, русских, подход простой: соседи России будут либо друзьями России — в международной политике под «дружбу» подходит даже простое нежелание создавать нам проблемы — либо частью России.

Мы не агрессоры, мы просто хотим мирного неба над головой, торговлю и в гости иногда ездить.

— За что жизни подданных класть собираетесь, Георгий Александрович? — с максимальным неодобрением на лице спросил Толстой.

Мы вошли в кабинет, я выслал вытиравшего пыль лакея и опустился на диван. Толстой сел рядом.