Главная роль 4 (СИ)

Страдая от скуки, я не забывал отрабатывать основную цель похода в театр. Князь Кочубей — человек приземленный, конкретный, почти пожилой, с ориентированностью на образцово-показательную семейную жизнь, а потому ему что балет, что балерины были до одного места — он держал жену за руку и тихо о чем-то с ней говорил.

Князь Барятинский точно такой же, но в беседу между ним и женой вмешивалась Дагмара. К удовольствию всех троих, конечно — очень давно дружат и работают бок о бок.

Маленький Миша, пользуясь темнотой, гонял по поручню кресла металлическую игрушку-лошадку, таким образом иллюстрируя поведение «ребенка мечты» — пришел в скучное, взрослое место и никому не мешает.

Маленькая Оля смотрела на балерин с восхищением — в ее возрасте происходящее на сцене воспринимается комплексно, как бы по тегам: громкая музыка, много движения, пышные наряды — все это на выходе дает качественный в ее глазах контент. Это не хорошо и не плохо, просто так работают дети: им что мультики, что спектакль, что детский утренник. Нет, ребенок актуального мне времени предпочтет мультик балету с почти стопроцентной вероятностью, но у нынешних-то такого выбора нет.

Ксюша скучно и предсказуемо — просто как факт — пялилась на Сандро и время от времени завязывала с ним беседу. Кузен соблюдал формальную вежливость, светски улыбался и отвечал спинным мозгом, но бинокль — мутновата оптика, поэтому я свой почти сразу отложил — от глаз отрывал с явной неохотой, а еще у него, прости-Господи за прямоту, СТОЯЛ. Вот он, основной подход к балету в аристократических кругах — этакие смотрины с нюансами, о которых не говорят, и в моих папочках с компроматом имеется некоторые факты тайного посещения балерин Имперскими сановниками. Последние продолжат копиться, но Ксюшу за Сандро выдавать я чисто по-родственному не хочу. На авиацию поставить Сандро можно, особенно если учесть мой повышенный за ним контроль, а вот сестренку замуж выдать — извини, не хочу. Счастья в таком браке не будет никому, а потому возьму-ка я Ксюшу в «европейский круиз» с надеждой встретить какого-нибудь красивого и не шибко избалованного молодого-холостого аристократа. Если совсем уж цинично, принцесса — это ценный геополитический или на крайняк экономический актив, распорядиться которым желательно с практической пользой для государства.

Глава 15

Палка со свистом долетела до деревянных столбиков и с задорным треском превратила нехитрую конструкцию в руины.

— Ура!!! — отпраздновала попадание Ксюша.

Середина тридцатого дня сентября, тусклое солнышко на сером небе прекрасно сочетается с холодным, но слабеньким ветром. Голые деревья чернеют на фоне желтой, пожухлой травы, речка, на берегу которой мы осели играть в городки, несла последние опавшие листочки. Гатчинский дворец — слева, вдалеке. С этой же стороны, но гораздо ближе, расположились столики с закусками, Александр в специальном кресле — выбрали наименее болезненное положение «полулежа» — рядом с сидящей на обычном стуле Дагмарой. Вид у обоих довольный, кормят друг дружку кусочками пирожных. Мило и трогательно.

Мама в игре участия не принимает, поэтому одета в плотное — по погоде — кокетливо-неприметное (бывает же!) серенькое платье с вязанным руками княгини Барятинской платочком на плечах. Сестры, которым в платьях неудобно, нарядились в костюмы для верховой езды, а мы с Мишей выбрали этнические «луки» — косоворотка с жилеткой, простые штаны, сапоги. Комплимент Александру, который «русскую моду» уважает. Сам Император одет в «милитари-кежуал», утепленный любимым им барашком.

Мне хочется треники! Я мечтаю о шортах! Дайте джинсы, поло, худи и прочую удобную и легкую одежду! Да, ткани, в которые меня одевают, отборные, а портные дело свое знают туго, и от этого многочисленные слои тряпок на теле почти не чувствуются в любую погоду, но слово «гардероб» в последнее время кажется мне тяжелым и почти пугающим. Такое вот «богатые тоже плачут» — позволить себе ходить как нравится я смогу еще очень не скоро.

Лакей Андрей — приписан к Мише — составил новую конструкцию, и за дело взялась Оля, заняв позицию поближе — для справедливости, ей «городок» разбивать в силу возраста труднее.

Остаток лета и начало осени в работе пролетели почти незаметно, отпечатавшись в долговременной памяти яркими вспышками открытий и прорывов, теплых тонов пятнышками полезных знаний и серыми, пыльными шкафами с большой государственной работой в Госсовете. Воспоминания не очень, но без них от меня толку не будет — государственное управление это не беготня с утра до вечера и фонтанирование проектами, а миллионы миллионов цифр, отчетов и потраченных на совещания и обсуждения человеко-часов.