Главная роль 5 (СИ)

С промышленностью поинтереснее — такой полезный юнит как «эффективный менеджер» в мире уже существует. В том числе — у нас, но в страшном дефиците: если русский человек может построить и отладить производство, он лучше сделает это для себя: так оно надежнее и правильнее. Я мог бы пустить на Кабинетские земли новых игроков (старожилы с капиталами и собственностью там и сейчас есть, и трогать я их не стану — налоги платят как надо, к рабочим относятся как положено, чего еще желать?), но задушила жаба: на «долях» я за долгие десятилетия потеряю гигантский кусок бюджета, поэтому решил кинуть клич по бурлящему от развитого капитализма миру. Цены вполне божеские, а берут «эффективные менеджеры» за свою работу в процентах с доходов, тем самым гарантируя результат. На две трети конечно же американцы — на их землях у нас целые рекрутинговые агентства уже пашут, выгребая ценных специалистов.

Очень, до безумия удобно двигать прогресс и поднимать промышленность, будучи мной в этот исторический момент: ни тебе санкций, как в мои времена или при Иване Грозном (тогда соседи очень не хотели пропускать на Русь ни кадры, ни готовую высокотехнологичную продукцию, ни даже нормальных лошадей), ни тебе воплей про то, что торговать с «недружественными странами» это ужасно (так если самим такая торговля нужна, зачем в колено себе стрелять?), ни вмешательств глобальных корпораций посредством мутных судебных исков — мир абсолютного «чистогана»! За ваши деньги — что угодно, в разумные сроки, с интересной презентацией и широким выбором тарифов!

Большевикам было труднее, но я же тоже не на диване лежу — все равно получаюсь…

— «Молодец»! — похвалил я себя вместо улыбающегося с обложки книги Конька.

— Я знаю! — улыбнулся Горбунку в ответ и пошел переодеваться — к первой в истории Премии Романовых все уже готово.

Глава 24

Голос церемониймейстера подвергался нагрузкам второй час, но луженая глотка многоопытного Алексея Бертольдовича выдерживала и не такое — рокочущий торжественностью бас и на толику не потерял своей годами пестуемой красоты.

— За грандиозный вклад в отечественную культуру, Премия Романовых Первой степени присуждается Афанасию Афанасьевичу Фету.

Старенький поэт наклонился — глубоко, Император же в кресле — и Александр повесил ему на шею парадно-символическую компоненту награды: золотую медаль с орнаментом в виде стилизованного, лубочного солнца.

Разве в наших широтах подобные Фету деятели не приравниваются к компактному, но мощному источнику тепла и света? Все мы, люди, в какой-то степени солнышко друг для друга, но чьи-то лучи согревают и без участия самого их носителя.

Удивительные эмоции от сегодняшнего мероприятия получаю: с большинством проживающих в столицах лауреатов я имею честь быть лично знакомым, с частью даже общее полезное дело делаем, но вот так, когда весь «иконостас» в сборе, вспоминается старенький кабинет литературы, на стенах которого висели портреты некоторых уготованных к награде деятелей. А сегодня «дедушки из кабинета литературы» спустились в Зимний дворец и ожили.

Практическая компонента Премии выражена в десяти тысячах рублей, большом общественном и историческом почете и записях в нужных документах — такой-то такой-то действительно получил Премию, а не купил медальку с аукциона или вовсе подделал. За вторую степень — 7500, за третью — 5000.

— За грандиозный вклад в отечественную культуру, Премия Романовых Первой степени присуждается Николаю Семеновичу Лескову.

Многие в небытие уйти успели до моего появления, и от этого я ощущаю легкую грусть — нет уже ни Некрасова, ни Тютчева, только памятники и произведения о них напоминать станут. Тоскую и по Михаилу Евграфовичу Салтыкову-Щедрину, он всего-то годик до меня не дожил. Эх, чего уж — все там будем, лишь бы благодарные потомки не забыли.

Как сейчас помню слова известного исследователя Чехова В. Б. Катаева: «между рождением Пушкина и смертью Чехова уместился целый век, золотой век русской классической литературы». Вот он, закат величайшей эпохи родной литературы, прямо перед моими глазами. Век, определивший сами контуры отечественной классики, вписавший нашу Империю в копилку мировой культуры. Век, подаривший нам столько архетипических персонажей и характеров, что и в мои времена не больно-то от них далеко общество ушло. Человек «лишний», человек «маленький» — все они благополучно пережили Золотой век литературы, накрепко оставшись вшитыми в лоскутное одеяло самого русского бытия. Самого Антона Павловича в зале нынче нет — он же только начал обретать литературную славу, и к своей Премии придет через несколько лет.