Главная роль (СИ)

Люди, готовившие и ининструктировавшие ее, совсем не были религиозными фанатиками. Они были так же далеки от Ислама, как сама Нинель. Девушка поняла, что связалась с очень серьезной структурой, пользующейся религией как приманкой для сотрудников низшего звена – так называемых Исполнителей.

Вообще, организация имела три звена. Многочисленные исполнители входили в низшее. Туда же, как ни унизительно ей было это признавать, относилась и сама Нинель. К среднему принадлежали Организаторы или Инструкторы – железные безэмоциональные люди, одетые в одинаковые строгие черные костюмы и носившие неизменные солнечные очки. Перед Исполнителями они появлялись редко, всякий раз для того, чтобы по-военному четко проинструктировать их. Инструкторы не говорили ни одного лишнего слова, ни разу на памяти Нинель не проявляли ни одной эмоции. Девушка подозревала, что имеет дело с роботами, причем не из лучших.

Высшее звено состояло, как поговаривали среди тех исполнителей, которым не удалось еще ничего исполнить, из одного человека, мозга всей организации, того болта, на котором и держалась вся сложная конструкция. Никто точно не знал, кем он был, да и был ли вообще: Исполнители ни разу не видели своего шефа.

Как только Нинель появилась в лагере для Исполнителей, ее сразу приметили как человека, которому не нужно вешать на уши тухлую лапшу в виде религиозной исламистской чуши (Нинель так и не поняла, кто этим занимается, ни одного «проповедника» она в лагере не видела). Инструкторы взяли девушку на заметку и стали интенсивно готовить к исполнению терракта, который предполагали устроить в аэропорту. И за неделю до часа Х Нинель была полностью подготовлена и проинструктирована.

Свою последнюю неделю Нинель прожила, горя нетерпением. Но она неожиданно испытала сомнение, которое с переменным успехом пыталась побороть. Однако оно накатывало снова и снова, возбуждая в Нинель злобу и раздражение. И потому она хотела, чтобы долгожданный день настал побыстрее.

Последнюю ночь Нинель провела, смотря на звезды и пытаясь зарядиться от них этой холодной неземной решимостью молча излучать свой холодный свет и молча же гаснуть. Однако девушка еще больше разряжалась. «Звезды гаснут утром, но приходит ночь, и они загораются на небе снова, - говорила себе Нинель, - а я не загорюсь больше никогда». На террористку накатила волна абсолютно непривычной для нее меланхолии.

Утром сам Инструктор зашел к ней в комнату, принес последний в ее жизни завтрак (можно было бы и повкуснее). Он заставил Нинель повторить поминутно план действий, надел на нее пояс смертника, накинул поверх просторную черную тряпку, призванную замаскировать пояс но показавшуюся Нинель чересчур подозрительной, о чем она, впрочем, предпочла промолчать. В ухо девушке засунули микроскопический наушник («Для экстренной связи» - пояснил Инструктор).

И вот Нинель была полностью собрана и должна была выдвигаться на место. Неожиданно в дверях Инструктор удержал ее за руку. Нинель обернулась и с изумлением увидела, что тот снял свои неизменные очки. Глаза мужчины вовсе не были холодными, напротив, они выражали глубокую скорбь.

- Зачем ты это делаешь? – спросил он голосом чуть более хриплым, чем обычно. – Ты молода, красива. Тебе можно жить…

- Тебе не понять, ты не знаешь, что такое скука, - отрезала девушка.

Нинель вырвала руку и вышла из комнаты, хлопнув дверью. В тот момент ей показалось, что она наконец-то обрела прежнюю решимость.

Инструктор так и остался стоять в комнате с протянутой рукой. В глазах у него застыли скупые мужские слезы. Застыли – но не пролились. Ведь он не имел права плакать. Он не мог не только выразить свои чувства, он не мог их иметь. Не мог, не имел права влюбляться в террористку-смертницу как мальчишка, как какой-то живой человек…

3

По мере того, как Нинель приближалась к аэропорту, ее решимость убывала на глазах. Нет, ее не мучил вопрос морали: могилы безвинных жертв, у котрых на самом деле не хватило смелости прервать свои скучные жизни, в отличае от могилы террористки, будут утопать в цветах. Но и собственная посмертная участь не слишком беспокоила девушку. Проклятия и поношения не трогали ее и при жизни, а уж после смерти не тронут и подавно. Нинель сомневалась, достаточно ли красивой будет ее смерть, ее не оставляли мысли, что она является служащей непонятной цели пешкой в руках откровенных психов.

Но не в обачае авантюристки было останавливаться на полпути. Ее девиз был: «Решила совершить путь – так иди». Вот она и шла на негнущихся ногах в направлении аэропорта, отгоняя ненужные мысли (нужных не было) и не замечая ничего вокруг себя, как вдруг сзади раздался окрик:

- Девушка, постойте!

Нинель продолжала движение, не поворачивая головы.

- Да постойте же, - повторил совсем рядом низкий мужской голос, и взгляду Нинель предстал щуплый кудрявый брюнет интеллигентного вида, преградивший ей путь.

- Можно задать вам один вопрос? Вы только не обижайтесь, если… Ну…