Главная роль Веры Холодной

Бутюгин уразумел все сразу и настолько, что пожелал составить Вере компанию прямо в четверг, несмотря на то что она честно упомянула про некоторую скучность четвергов в сравнении с субботами. Но что с того? Раньше оно ведь не позже. Главное, выполнить поручение. Снова шевельнулось подозрение относительно того, что это первое поручение подстроено, ибо больно уж легко все получилось, но Вера предпочла не заострять на этом внимания. Какая разница? Пусть даже и так. Но требовалось обезопасить себя от подозрений со стороны Владимира (мало ли что ему Жеравов по-соседски наговорит), поэтому Вера, словно спохватившись, поправила окончательно сползшую назад накидку и попросила:

– Только пусть это останется между нами. Уговор?

– Уговор, – ответил Бутюгин, и искорки-флюиды в его глазах засветились ярче фар Владимировой «Лорелеи».

Договорились встретиться в четверг, в восемь часов вечера у входа в «Альпийскую розу».

Спустя полчаса Вера пожаловалась на внезапный приступ мигрени. Решительно отказавшись от флакончика с нюхательной солью, предложенного ей Луизой Францевной («Ах, благодарю вас, милая, но солями я не пользуюсь, соли мне совершенно не помогают, только глаза от них краснеют…»), Вера уехала домой писать очередной отчет для Немысского…

В четверг она намеренно опоздала на десять минут, чтобы не пришлось ждать у входа самой. Бутюгин, одетый в ту же черную тройку, в которой он был в клубе, уже топтался на тротуаре. Увидев Веру, он оживился и сразу же начал осыпать ее комплиментами. Даже если первое поручение было проверкой, то интерес Бутюгина к Вере выглядел совершенно искренним. Создавалась проблема – вот сейчас Вера представит Бутюгина Вильгельмине Александровне, а что с ним делать потом? Он же будет мешать ей общаться с другими гостями, и вообще он ей совершенно неинтересен. Ни как мужчина, ни как собеседник. Может, это потому, что она не успела узнать его лучше, но, честно говоря, узнавать Бутюгина совсем не хотелось. И так уже видно, что это совершеннейший Тартарен[55].

«Только бы поскорее от него отделаться, – подумала Вера, косясь на своего спутника. – И желательно, чтобы насовсем».

Она и предположить не могла, что ее желание будет исполнено очень скоро, причем самым категорическим образом.

Вильгельмина Александровна встретила Бутюгина так, словно он был ее родным братом, вернувшимся из долгого путешествия. Поблагодарив Веру за то, что она привела «столь интересного» гостя (Бутюгин или умело притворялся, или в самом деле принял эту лесть за чистую монету), Вильгельмина Александровна повела Бутюгина по залу и стала знакомить его с гостями. Обрадованная, Вера первым делом высмотрела в зале Вшивикова и «по секрету» рассказала ему о том, что услышала от Шершнева, не выдавая источника.

– Если бы можно было печатать сплетни, не боясь исков, я давно стал бы миллионщиком[56], – сказал Вшивиков. – Но – увы. А пакость эту я уже слышал от Якова Гавриловича. Он, должно быть, сам ее и выдумал…

– Но зачем ему это понадобилось? – удивилась Вера.

– Значит, и вы от него слышали, – констатировал Вшивиков. – Яков Гаврилович, несмотря на его деловую сущность, человек веселый. Обожает розыгрыши и всяческие провокации…

– Но… – Вера хотела сказать, что провокация провокации рознь, однако Вшивиков не дал ей договорить.

– Чувство юмора у него своеобразное. Весьма. В прошлом году на Нижегородской ярмарке конкуренту, готовящемуся перехватить у него не то очередной завод, не то очередной контракт, Яков Гаврилович устроил телеграмму. Якобы из Киева, из дома, от имени супруги. «Срочно приезжай, маменька при смерти». Тот стремглав на поезд – и домой. Приезжает и видит свою родительницу в добром здравии. Или не в очень добром, но, во всяком случае, не при смерти. И жена, разумеется, никакой телеграммы не отправляла. Он возвращается в Нижний, устраивает на почтамте грандиозный скандал и выясняет, что это господин Шершнев подбил телеграфиста поучаствовать в розыгрыше за «катеньку»[57]. Что ему «катенька» в сравнении с выгодами от перехваченного контракта? Пока конкурент ездил в Киев да обратно, дело уже было сделано…

«Ничего себе, шуточки», – подумала Вера, с неприязнью глядя на Шершнева, к которому как раз в этот момент Вильгельмина Александровна подвела Бутюгина.

С Бутюгиным получилось удачно. Вначале он долго ходил по зале в обществе Цалле. К тому времени, как он освободился, на сцене появился молодой длинноволосый юноша во фраке, и Вера притворилась заинтересованной. Смотрела на сцену и ждала, что начнет читать сегодняшний поэт (то был явный поэт, с раскрытой, слегка измятой тетрадкой в левой руке). Бутюгин деликатно отошел куда-то. Рядом с Верой встал господин Краузе, тот самый, с которым ее познакомил Шершнев. Вера не смогла вспомнить, чем он владеет – магазином дамского рукоделия или декатировочным заведением, но ей это знание и не понадобилось – Краузе всего лишь поздоровался, не претендуя на дальнейшее общение.