Читаем Главная тайна горлана-главаря. Сошедший сам полностью

Сейчас нужно подвести итог. Пьеса разрешена. Дальше – требуют изменений. Чи согласимся, чи нет, – будем разговаривать. Частично мы приняли те изменения, о которых говорилось. Сократить монологи мы можем – это уже 25 % уступок. "Да здравствует война!" можно изменить. Это уже 50 % удовлетворения. Дальше – относительно названия. <…> На месте Сельвинского я бы сказал: назовите, как хотите. Тогда произведено 75 % уступок. Остаётся 25 %.

Основное препятствие – это последняя сцена. Непонятно, почему разгорелись споры. Мне кажется, самое главное – нужно отпраздновать победу, что пьеса разрешена к постановке».

Всеволод Мейерхольд был более категоричен – он отказался вносить какие-либо изменения в уже готовый спектакль. Художественно-политический совет поддержал режиссёра.

В конце концов, театр добился разрешения на показ спектакля в том виде, в каком он был показан членам Главреперткома.

Надо полагать, именно тогда и состоялся разговор двух драматургов, о котором Илья Сельвинский позднее вспоминал:

«Маяковский. – После "Командарма" вы должны открыто заявить, что вы поэт рабочего класса. От вас этого ждут.

Сельвинский. – Кто ждёт?

Маяковский. – Партия. Агитки надо писать, Илья. Попробуйте!

Сельвинский. – Это не по мне. Это всё равно, что делать барабаны из красного дерева.

Маяковский. – Партия терпит все ваши выходки ради вашего огромного таланта. Партия верит, что рано или поздно вы станете полезным человеком. Старайтесь только, чтобы вас не расстреляли: эту уже непоправимо».

Владимир Маяковский говорил так, словно он старый партиец, занимающий какой-то ответственный пост.

Премьера «Командарма 2» состоялась 24 июля 1929 года во время гастролей ГосТИМа в Харькове. Харьковская газета «Пролетарий» 28 июля поместила рецензию:

«Сельвинский чрезвычайно ярко показал трагедию той части интеллигенции, которая внешне приняла революцию, но в своей сущности осталась чужда ей. Тема эта не новая, но ещё никто не показал её так выпукло и образно, как это сделал Сельвинский».

Ленинградский журнал «Жизнь искусства» 4 августа высказался тоже:

«“Командарм 2” – это первая трагедия о революции за 12 лет после Октября. Это крупное событие сегодняшней литературы».

6 августа воронежская газета «Молодой коммунар» заметила:

«Пьеса ставит проблему вождя и масс, индивидуализма и коллективизма».

«Комсомольская правда» заявила:

«“Командарм 2” – спектакль нужный».

«Московский комсомолец» добавил:

«Спектакль труден для восприятия, но он волнует пролетарского зрителя».

В октябрьском номере журнала «Жизни искусства» говорилось:

«“Командарм 2” – патетическая “агитка”».

Газета «Рабочая Москва» 20 октября взглянула на спектакль с другой стороны:

«Режиссёр несколько опростил поэму, снизил её художественные достоинства».

«Известия»:

«Мейерхольд уплотнил, сконцентрировал, перемонтировал весь материал трагедии».

А «Литературная газета», сообщая о премьере «Командарма 2» и говоря о философском богатстве («диалектике») стихотворной пьесы, прямо сказала, во что её превратил режиссёр:

Перейти на страницу:

Все книги серии Главная тайна горлана-главаря

Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам
Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

О Маяковском писали многие. Его поэму «150 000 000» Ленин назвал «вычурной и штукарской». Троцкий считал, что «сатира Маяковского бегла и поверхностна». Сталин заявил, что считает его «лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи».Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы.Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники.В трилогии «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.

Эдуард Николаевич Филатьев

Биографии и Мемуары
Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам
Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

О Маяковском писали многие. Его поэму «150 000 000» Ленин назвал «вычурной и штукарской». Троцкий считал, что «сатира Маяковского бегла и поверхностна». Сталин заявил, что считает его «лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи».Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы.Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники.В документальном цикле «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.

Эдуард Николаевич Филатьев

Биографии и Мемуары
Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам
Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам

О Маяковском писали многие. Его поэму «150 000 000» Ленин назвал «вычурной и штукарской». Троцкий считал, что «сатира Маяковского бегла и поверхностна». Сталин заявил, что считает его «лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи».Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы.Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники.В документальном цикле «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.

Эдуард Николаевич Филатьев , Эдуард Филатьев

Биографии и Мемуары / Документальное
Главная тайна горлана-главаря. Сошедший сам
Главная тайна горлана-главаря. Сошедший сам

О Маяковском писали многие. Его поэму «150 000 000» Ленин назвал «вычурной и штукарской». Троцкий считал, что «сатира Маяковского бегла и поверхностна». Сталин заявил, что считает его «лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи».Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы.Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники.В документальном цикле «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.Текст печатается в авторской редакции

Эдуард Николаевич Филатьев , Эдуард Филатьев

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное