Главная тайна горлана-главаря. Сошедший сам

Училась Татьяна Яковлева в советской школе, поэтому вполне могла стать комсомолкой – хотя бы для того, чтобы не выделяться из среды своих ровесников. Она и в партию могла вступить – в этом тоже нет ничего экстраординарного. Кем был её второй отчим (третий муж Любови Яковлевой), биографы, к сожалению, не сообщают. Но он вполне мог быть человеком партийным и оказывать на падчерицу соответствующее влияние.

Да и стихи Маяковского (если, повторим, в семье следили за его творчеством) тоже могли сыграть свою роль – они ведь призывали читателей встать в первые ряды строителей социализма.

И не комсомольская ли (или партийная) ячейка порекомендовала отправить заболевшую Татьяну на лечение за границу? Ведь в ту пору рядовым советским гражданам (тем более из провинциального города) о подобной «роскоши» даже мечтать не полагалось.

Лечение в Париже

Никакие рекомендации (включая просьбы всесильного богача Андре Ситроена) не в состоянии были помочь советской девушке уехать за границу, если бы в СССР её не поддержал какой-то влиятельный человек или какая-нибудь солидная организация. Но даже в случае такой поддержки красавицу из Пензы вряд ли отпустили бы за рубеж, если бы ей не дало на это разрешение ОГПУ (взяв с девушки письменное согласие на сотрудничество с Лубянкой).

Иными словами, Татьяна Яковлева, как и все советские граждане, выезжавшие в ту пору за границу, просто должна была оказаться на крючке у гепеушников.

Кстати, и паспорт, по которому Татьяна проживала во Франции, тоже ведь был советским. Приехав в Париж, она сразу же должна была попасть под крыло резидента ОГПУ во Франции. И уже он «опекал» прибывшую красавицу – в ожидании, когда она излечится от своего заболевания.

Выздоровевшая Татьяна произвела фурор в эмигрантских кругах, а затем и в парижской элите. Гепеушный резидент мог радостно потирать руки – ведь о таком ценном информаторе, вхожим в самые разные круги французской столицы, можно было только мечтать!

Вспомним ещё одно обстоятельство – как Татьяна Яковлева встретилась с Маяковским. Их встречу, как мы помним, устроила (а если выражаться точнее, то подстроила) Эльза Триоле, находившаяся в Париже на том же «крючке» ОГПУ. Практически все маяковсковеды считают, что найти девушку, которая развлекла бы заскучавшего поэта, Эльзу попросила Лили Брик. Но для того чтобы познакомить Маяковского с Яковлевой, Эльза Триоле должна была сначала обратиться за советом к гепеушному резиденту (Якову Исааковичу Серебрянскому или к его заместителю Захару Ильичу Воловичу).

Кстати, как сообщает Аркадий Ваксберг, Эльза именно через Воловича…

«… и его жену Фаину регулярно переправляла Лиле в Москву французскую парфюмерию…»

Напомним, что Фаина Волович работала в том же парижском отделе постпредства, который возглавлял её муж, возглавляя фотоотдел и являясь шифровальщицей.

Надо полагать, что Москва была очень заинтересована в том, чтобы красавица Яковлева вышла замуж за какого-нибудь высокопоставленного француза. Но поскольку воздыхателей у неё было много, а серьёзных предложений не поступало, Лубянка (а не Лили Брик) и предложила подключить к этому делу проверенного «ухажёра», который умел весьма элегантно и практически без промахов влюблять в себя женщин. Им и стал Владимир Маяковский. Его задачей было разжечь у французов ревность.

Кстати, и Татьяна Яковлева вполне могла в первые дни знакомства с Маяковским поставлять информацию о нём тому же Серебрянскому или Воловичу. Ведь Янгфельдт, познакомившийся с Яковлевой через полвека после событий двадцатых годов, пишет в своей книге о том, что она рассказывала ему о Маяковском:

«… на родине его многое "разочаровало"».

Вряд ли влюблённая в поэта женщина стала бы пятьдесят с лишним лет хранить в своей памяти подобные подробности их давних бесед (к тому же политического толка, а политикой Татьяна Яковлева совершенно не интересовалась). Также весьма сомнительно, чтобы Маяковский излагал понравившейся ему девушке свои политические взгляды – тем для разговоров у них и без того было предостаточно. Даже если бы ненароком поэт и сказал бы что-то «не то» или «не так», его слова за пятьдесят лет напрочь выветрились бы из памяти его возлюбленной. Но она помнила их! Стало быть, для этого были основания.

Может, конечно, возникнуть резонный вопрос: а почему сама Татьяна Алексеевна Яковлева никогда ничего не говорила о своих связях с Лубянкой? Ответ на него прост: не у каждого, кто сотрудничал с ОГПУ, даже много-много лет спустя хватало мужества признаться в том, что он являлся агентом-осведомителем этого невероятно страшного спецучреждения.