Главная военная тайна США. Сетевые войны

И продолжают использовать: «Не случайно Путин в одном из своих недавних выступлений сравнил подобную реакцию части мировой элиты с настроениями конца 30-х гг. прошлого столетия. Подписание накануне Второй мировой войны мюнхенских соглашений и печально известного пакта Молотова — Риббентропа — это глупые попытки «накормить хищника чужим мясом», за счет других обеспечить собственную безопасность. Как известно, Гитлера это не остановило. И антигитлеровская коалиция сложилась только после того, как Гитлер достал всех и каждого по отдельности. Жертв и тогда могло быть меньше, но история, понятно, ничему не учит». Высокомерие, двойные стандарты и абсолютная враждебность к нам — вот ответ Запада. Ну что еще должно было произойти? Атака на Цхинвал…

Несколько разочаровывает оценка чеченского урегулирования: «В дни бесланской трагедии вновь высказывались призывы к переговорам с сепаратистами… Да, как будто по чьей-то команде… Может, я что-то пропустил, но мне за все эти годы не посчастливилось ни разу услышать ясных и четких предложений по урегулированию кризиса. Все, что делает власть, объявляется неправильным. А что правильно? Переговоры? Пожалуйста! О чем? С кем? Каковы переговорные позиции? Каким должен быть результат? Не слышу!» Владислав Юрьевич как бы пропустил евразийский вариант решения российско-чеченского конфликта. А он есть, громко, по мере сил, озвучивался, предлагался в разных видах, описывался в десятках статей, однако все тщетно. Власть так и не заметила его. И напрасно!

Однако дальше по тексту идет вообще совершенно патриотический пассаж: «Вывод войск, международный статус либо независимость Чечни… Немного смахивает на государственную измену, подстрекает к предательству чеченского народа, всех, кто на Кавказе верит России». Сохранение целостности большого пространства, Кавказа в составе России-Евразии — геополитический императив евразийской политики. Государственный суверенитет Чечни вне России — плацдарм антироссийских сил на Кавказе, распад большого пространства, угроза российской государственности. А ведь как совершенно правильно замечает Владислав Юрьевич, «Главной задачей интервентов — читай, англо-американской коалиции — является уничтожение российской государственности». Отрадно, что это понимает человек, который управляет страной.

Следующий евразийский тезис Суркова выглядит так: «Наша страна уникальна и требует соответствующей системы управления». Система «западной демократии» для нас не подходит. В России все решается и осуществляется «сверху», централизованно, унитарно, «вертикально». Если административная реформа Путина — это и «диктатура», то диктатура народная, конституционная, просвещенная, направленная на благо России. Это и есть евразийская демократия. «Путин укрепляет государство, а не себя» — эта фраза вообще вынесена в заголовок материала.

Завершается все просто, по Дугину, — апологетикой евразийства — модернизация без вестернизации, плюс общинность, конфессиональность и просвещенная путинская опричнина: «Модернизация и солидарность крупнейших общественных корпораций — профессиональных объединений и религиозных конфессий, государственной бюрократии и политических партий, правозащитных организаций и судебно-правоохранительной системы — обязательно приведут Россию к победе». Евразийство сегодня просто витает в воздухе, настолько, что даже наиболее продвинутые кремлевские чиновники начинают понимать, что если Россия и спасется, то только через евразийство и империю. Ну а технологически — создание евразийской сети есть единственно возможный сетевой ответ вызову Запада. А единственный, кто на сегодня в Кремле наиболее ясно понимает суть сетевых стратегий — это Владислав Юрьевич Сурков. Ибо, как поет группа «Полуострова», «ведут все двери, речи и причины в мой красный терем в центре паутины». Вот там и расположим штаб сетевого сопротивления и создания новой — четвертой — политической теории, взамен отживших трех.

Староверы против киборгов

Что взять в Четвертую политическую теорию?

Одной из аксиом для выработки Четвертой политической теории стало утверждение о том, что эпоха модерна на данный момент закончилась вместе с первой, второй и третьей политическими теориями. Собственно, это утверждение о близком конце либерализма, о естественной смерти марксизма и гибели фашизма и стало отправной точкой для начала разговоров о Четвертой политической теории. Мир уверенно вошел в эпоху постмодерна, что, с одной стороны, создало предпосылки к мутации умирающего либерализма в постлиберализм, а с другой… к зарождению Четвертой политической теории, способной дать последний бой этому постлиберальному мутанту.

Контекст постмодерна