Главная военная тайна США. Сетевые войны

Интерес к понятию империя, используемому для более точного понимания реалий сегодняшнего мира, вновь возник в мировой политологии XXI века начиная с 2002 года, когда широкая американская пресса стала использовать его применительно к той роли, которую США должны играть в мировом масштабе в новом столетии. Это стало следствием почти безраздельного влияния в американской политике идей неоконсерваторов. Теоретики этого направления, отталкиваясь от рейгановской формулы «СССР — империя зла», предложили симметричный проект: «США — империя добра». Однако, как ни странно, нынешняя планетарная структура американской «империи» была заложена в ее основание еще Томасом Джефферсоном, возглавлявшим коллектив авторов журнала «Федералист», ставшего идеологическим центром отцов-основателей Соединенных Штатов, вдохновлявшихся древней имперской моделью. С самого момента создания США они утверждали, что строят на другой стороне Атлантики новую «империю с открытыми, расширяющимися границами, где власть будет создаваться по сетевому принципу. Эта имперская идея выжила через включение в американскую Конституцию и сегодня проявила себя в планетарном масштабе в полностью реализованной форме». Ключевым понятием здесь являются «расширяющиеся границы». Также Джефферсон использовал понятие «расширяющейся империи» (extensive empire). Основной же движущей силой «расширения империи» стала вера основателей США в универсальность своей системы ценностей. Эта вера лежит в основе политической истории Соединенных Штатов, ибо с самого начала конструирование США воспринималось их отцами-основателями именно как эксперимент по созданию идеального европейского (западного) общества, но создаваемого с чистого листа и не отягощенного традиционалистским наследием Европы, сдерживающим, по мнению создателей США, ее динамичное и прогрессивное развитие, ее цивилизационную экспансию. Именно поэтому новый глобальный проект всемирного распространения западной цивилизации в виде американской «империи» был начат с чистого листа. Впервые же универсальность новой американской модели западного общества в реальности проявила себя, когда речь зашла об отвоевании Калифорнии и Нью-Мексики. Именно в этот момент американцы открыто заговорили о «Manifest Destiny», то есть о «явном предназначении», которое состояло в том, чтобы «нести универсальные ценности свободы и прогресса диким народам».

Именно поэтому Негри и Хардт подчеркивают в своей работе тесную взаимосвязь политических основ США с идеей «экспансии» и «открытых границ». США не могут не расширять своего контроля, так как представление об «открытых границах» и «универсальности» собственных ценностей является основой всей системы. Но самое интересное — это подход «империи» к остальному миру, сформированный идей универсальности. Исходя из того, что общественное устройство и ценности американской «империи» являются универсальными, весь остальной, не американский, мир рассматривается «империей» как… пустое место. Если не американский — значит никакой, а следовательно — подлежащий интеграции в единую структуру сетевой власти. Впервые эта идея была сформулирована президентом Вудро Вильсоном. При этом, что важно, планетарная сетевая власть не ставит перед собой задачи прямого колониального завоевания — это было бы очень откровенно, грубо и сразу же вызывало бы прямое противодействие. В реальности все происходит менее явно — просто различные зоны включаются в общую систему ядерной безопасности, в систему свободного рынка и беспрепятственной циркуляции информации. «Империя» не борется с теми, кто ей не сопротивляется, не подавляет сопротивление, если «побежденный» добровольно принимает ее систему ценностей.

Совсем иной подход «империи» к тем, кто американские «универсальные» ценности не принимает. С ними «империя» поступает как с «индейцами» — «вежливо игнорирует» их особенности и отличия. Так, как будто их не существует, воспринимая пространство, заселенное теми, кто идентифицирован «иначе», как пустое. «Через инструмент полного невежества относительно особенностей национальных, этнических, религиозных и социальных структур народов мира «империя» легко включает их в себя», — утверждают Негри и Хардт. Иными словами, империалистический подход модерна унижал противника, колонизируемые народы, но все же признавал факт его существования. Постмодернистская «империя» безразлична даже к этому факту, она не уделяет ему внимания: все пространство планеты является открытым пространством, и выбор «империи» — ядерная мощь, свободный рынок и глобальные СМИ — представляется само собой разумеющимся. Чтобы включить страну, народ, территорию в рамки «империи», их не надо завоевывать или убеждать, им надо просто продемонстрировать, что они уже внутри нее, так как «империя» самоочевидна, глобальна, актуальна и безальтернативна. Весь мир становится глобальной Америкой.