Главное доказательство

Дверь замерла в своем движении, и сквозь приоткрывшуюся щель на меня уставился один глаз, в котором застыло настороженное выражение.

– Я – частный детектив и занимаюсь собственным расследованием. Вот, пожалуйста, мое удостоверение… Я буду вам благодарен, если вы ответите на некоторые вопросы. Мы, кстати, оплачиваем труд и время тех, кто нам помогает.

Трудно сказать, почему это вдруг я заговорил об оплате. Наверное, какой-нибудь американский детектив вспомнился. Честно говоря, я даже не спросил Анатолия, как они со свидетелями работают. Нам-то в этом плане проще – мы ведь на крайний случай и повесткой можем вызвать, если что, а то и вовсе приводу подвергнуть. А вот с частным сыщиком – господин Бердник был прав! – говорить никто не обязан.

Видимо, я не ошибся с выбранной тактикой, поскольку неожиданно дверь открылась, и довольно пожилая уже женщина в неизменном переднике, отойдя чуть в глубь коридора, кивнула головой.

– Заходите!

Я вошел внутрь, запер за собой дверь и прошел следом за хозяйкой квартиры на кухню.

– Извините, что в комнату не зову. У меня тут суп варится, так чтоб туда-сюда не бегать.

– Ничего страшного – я вас долго не задержу.

– А что вы хотите узнать? Говорят же, что поймали уже убийцу-то.

– Кто говорит?

– Кто? – Женщина явно не ожидала такого вопроса. – Так это… Юрий Ричардович мне сказал, другой сосед, из двадцать третьей квартиры. Это как из лифта выходите – прямо. Вот он и сказал, что поймали его.

– Поймать – это одно дело, – я аккуратно ухожу от щекотливой темы. – Только еще ведь доказать надо, что он убил. Поэтому вас и беспокою. Скажите, не видели ли вы кого-нибудь на лестнице в тот вечер, когда Алексея Викторовича убили?

– Так меня уже спрашивал из милиции, работник. Не видела я никого.

– Вы извините. – Я изображаю на лице смущенную улыбку. – Как ваше имя-отчество?

– Любовь Григорьевна.

– Очень приятно! Меня Андреем Ивановичем зовут. Любовь Григорьевна, я знаю, что вы ничего не видели, но. Вот припомните, пожалуйста: а, может, что необычное в тот вечер случилось? Вы чем тогда занимались?

– Да ничем особым не занималась, – пожала женщина плечами. – Внук должен был приехать, картошку с дачи привезти, так я его ждала. Ужин готовила, телевизор смотрела. А вот необычного… Ничего такого не было…

– А не слышали – выходил ли кто из квартиры Глебова? Дверь не хлопала?

– Спрашивал тот милиционер и про это. Двери-то хлопали, а вот кто приходил или уходил – не видела я. А вы соседа попытайте – может, он чего знает.

– Это какого соседа вы имеете в виду – Юрия Ричардовича?

– Ну да – его. А других у нас нет – три квартиры всего на площадке.

– Так ведь он же на даче был в тот день.

– На даче?…

Женщина удивленно приподнимает брови, затем настороженно смотрит по сторонам, как бы желая убедиться, что нас никто не может услышать, и, заговорщицки понизив голос, неожиданно заявляет:

– То-то и оно, что дома он был! Не уехать, видать.

– Дома? – Мне стоит огромного труда скрыть нарастающее волнение. – Вы что – его в тот вечер видели?

– Нет, самого-то не видела. Но только в квартире точно кто-то был. Ну, а кому ж там быть, коли Ричардович один живет?

– А откуда вы знаете, что там был кто-то?

Как Любовь Григорьевна уже сказала, в тот вечер она ждала с дачи внука. Игорек должен был приехать около семи, но вот уже девять почти, а его все нет и нет. Женщина всякий раз ужасно переживала, когда внук садился за руль. Вот и в тот вечер места себе не находила, вздрагивая всякий раз, когда с лестницы раздавался шум лифта. Однажды она даже подумала было, что Игорь, наконец, приехал, поскольку лифт остановился аккурат на их этаже. Хозяйка вышла в коридор, но в этот момент раздался негромкий хлопок двери соседней квартиры. Не он.

– Любовь Григорьевна, а в котором часу это было?

– Точно не скажу, но около девяти где-то. «Время» как раз по телевизору вот-вот должны были передавать, но еще, вроде как, не начали.

– А дверь чьей именно квартиры хлопнула – Глебова или Шушкевича?

– Ричардовича – точно. Я их по замку отличаю, за столько-то лет. Еще, помню, удивилась – кто это может быть?

Где-то в половине седьмого – или что-то около того – Юрий Ричардович заходил к соседке и просил дать ему полиэтиленовый пакет побольше, если есть. Объяснил, что срочно уезжает на дачу, и сапоги с собой надо прихватить. Друзья, мол, с машиной туда направляются и его могут подбросить, поскольку место оказалось свободное. Но если Шушкевич уехал, то кто же тогда может быть у него дома?

Подождав некоторое время, Любовь Григорьевна вышла на лестницу и прислушалась. Ей снова показалось, что из квартиры соседа доносится какой-то невнятный шум. Она позвонила в дверь, громко позвав при этом соседа по имени-отчеству. Однако ей никто не ответил. Женщина прислушалась опять, но никаких звуков изнутри больше не доносилось. Может, показалось? Или же наоборот: кто-то из квартиры вышел, а не вошел туда? Но шумы-то она внутри слышала.

– Любовь Григорьевна, так вы ж сами говорите, что сосед на дачу собирался. А, может, он в последний момент передумал? Или место в машине кто другой занял?