Главное задание

— Короче, я обрезал стропы и слез с дерева. Лес, темнота. Мешок мой с припасами, картой и рацией улетел куда-то. Стал его искать. Фонарь зажечь боюсь — вдруг патруль? Короче, ждал до утра. Потом все-таки нашел мешок, достал карту. И пакет с заданием…

— Погоди-ка, брат, тебя как зовут? — не выдержал я.

— Тога. Вообще-то я Толик. Но в виртуале Тога.

— Будем знакомы, Тога. Я Леха, ник Алекто. А это Валерчик, в виртуальном миру Хатч.

Мы обменялись рукопожатиями. Мне что-то так хорошо стало на душе — словами не опишешь.

— Ты откуда будешь, Тога? — спросил я.

— Казанский.

— О, почти земляк! — обрадовался Хатч. — Я из Поволжья, Самарская губерния.

— Нет, здорово, что вы здесь, — сказал Тога. — Как-то даже в погребе светлее стало.

— Так ты рассказывал, что карту и пакет нашел.

— А, точно. У меня было задание отыскать эшелон с горючим для ракет «Фау-2». Немцы его где-то на секретной станции южнее Кале держали, но авиация союзников его нашла, да только разбомбить не могла — агентура предупредила, что немцы в состав включили вагоны с военнопленными. Вот нам и поставили задачу: найти состав, потихоньку освободить заключенных, а цистерны с топливом взорвать.

— Видать, брат, ты всерьез заигрался, — заметил я, заметив в глазах Тоги воодушевленный блеск.

— Нет, реально, было интересно. Станцию я нашел. Охраны там — мама не балуйся! Патрули с собаками, зенитки, танки, снайперы на вышках, фаустники. Сплошняком матерые Ваффен-СС, не какой-то там фольксштурм. А я один, со «Стеном», пистолетом и десятком гранат. Да еще взрывчатки килограмма четыре в мешке.

— То есть как один? Ты же говоришь, вас группой сбросили?

— По игре да. Но в РЕАЛЬНУЮ Францию 44-года попал я один.

— Постой, так это что, не игра?

— Ребята, я вам десять минут объясняю — не игра это. Настоящая война. Я сам, когда понял, долго отходил.

— Это что, мы все втроем провалились в настоящий 1944 год?

— Выходит, так.

— Хороша уха из петуха! — Я почувствовал, что по моей спине ползут не то, что холодные мурашки — муравьи-мутанты из жидкого гелия. И тут меня осенило. — Погодите, есть один способ проверить. Внимание!

Мой трижды повторенный ник не возымел никакого эффекта. Консультант не появился. Или это опять неведомые мне правила Главного Квеста, или же Тога прав и мы — страшно подумать, — на войне. Да еще в плену. Мне вдруг стало очень нехорошо и морально, и физически.

— Лех, ты что? — Хатч озабоченно заглянул мне в лицо. — Плохо, да?

— Голова кругом пошла, — я попытался взять себя в руки. — Ну и что было дальше, Тога?

— А ничего. На станцию я ползком пробрался. Из пистолета с глушителем вырубил часовых. Еще тогда заметил, что имитация уж больно точная — запах пороха, ствол у оружия раскаляется от выстрелов. Для игры ненужные подробности. Сумел обойти зенитные батареи и пулеметы. Было очень страшно. Каждое движение, будто во сне. Прополз полметра — и лежишь, обливаешься потом, ждешь, когда по тебя шмалять начнут. Больше всего боялся, что собаки меня учуют. Потом вспомнил, что у собак вроде не нюх острее, а слух. Старался двигаться бесшумно. Пару раз собачки все-таки забрехали, но немцы только в мою сторону постреляли маленько. — Тога помолчал. — Как вспомню, жутко делается. Я лежу, а над головой пули свистят. Неприятно. А еще ни с того ни с сего меня смех начал разбирать. Когда я на дереве повис, порвал штаны на интересном месте. Думаю, застрелят меня, найдут труп, а у меня дырка на жопе. Стыдоба. Вы чего это так на меня смотрите?

— Дальше, дальше рассказывай.

— Короче, добрался я до путей. Заполз под отцепленный вагон, часа полтора лежал неподвижно, разглядывал все в бинокль. Вычислил вагоны с военнопленными — они все были помечены белыми треугольниками. Охрана все больше по перрону прохаживалась, на пути не спускалась. За два часа до рассвета слышу — вроде как гул самолетов. Немцы, понятно, засуетились, забегали. Я к цистернам переполз, заложил взрывчатку. Тут откуда-то овчарка выскочила — хорошо, вовремя заметил, успел из пистолета ее уделать. С одного вагона сбил выстрелом замок, открыл дверь. А там, прикиньте, одни девки! То ли венгерки, то ли польки. Забились в вагон и таращатся на меня испуганно. Я им говорю: «Уходите, вы свободны!», а они не понимают. Потом какая-то баба выпрыгнула, обняла меня, и следом за ней остальные как горох посыпались. Зацеловали чуть ли не до смерти. И тут заухало — где-то рядом начали бомбы падать и немецкие «эрликоны» застучали. Вот повезло, так повезло. Пока немцы по перрону метались, я еще пару вагонов открыл, там уже мужики были. И вот тут началось — снайперы с вышек все это дело заметили. Вот это было страшно. Я видел, как беглецам пули головы разбивали вдребезги. Столько народу поубивали, сволочи, что вспоминать не хочется, а забыть не получается. Но большинство все-таки прорвались под шумок. И я с ними. Отбежал подальше в лес и включил радиодетонатор. Так шарахнуло, что просто любо-дорого!

— Слушай, Тога, да ты герой, блин! — сказал я без всякой иронии. — Слышь, Хатч, с нас причитается.