13 февраля 1918 г. Эверты приехали в Москву, а на следующий день генерал был арестован и содержался в Таганской тюрьме в соседстве с бывшим главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта ген. Я.Г. Жилинским{282}
. После освобождения в конце апреля Эверты переезжают в Верею. Как пишет Н.И. Эверт, известие о расстреле царя «совсем подкосило мужа»; полководец заявил: «А все-таки, чем ни оправдывайся, мы, главнокомандующие — все изменники присяге и предатели своего Государя. О, если бы я только мог предвидеть несостоятельность Временного правительства и Брест-Литовский договор, я никогда бы не обратился к Государю с просьбой об отречении. Нас всех ожидает та же участь, и поделом!»{283}Эта цитата (пусть, наверное, и неточная), показывает, что А.Е. Эверт верно оценил действия главкомов в феврале — начале марта 1917 г., и продолжал убиваться своим участием в этом.7 сентября 1918 г. Эверт с сыном были арестованы в Верее в качестве заложников по приказу из Москвы, причем сына Бориса вскоре выпустили (он уехал на Балтийский флот, затем эмигрировал, фактически бежал из России), а генерала отправили в Можайскую тюрьму. Причиной ареста стал тот факт, что в списках арестовывавшихся большевиками заговорщиков Белого движения, А.Е. Эверт нередко фигурировал как будущий главнокомандующий антибольшевистским восстанием в столице. В заключении полководец вел себя твердо, просился на работы, и даже вел дневник, который, судя по всему, безвозвратно утерян. Вдова вспоминает о поведении супруга: «Муж, как всегда, был спокоен и ни на что не жаловался; только сокрушался, что я в его лице лишилась помощника в работе. Тревожило его, по-видимому, и наше материальное положение, так как он убедительно просил ничего ему не привозить. Жаловался на единственное — на недостаток движения, но сказал, что по выраженному им желанию, он будет назначаться колоть дрова»{284}
. После ареста мужа Н.И. Эверт срочно выехала в Москву, где хлопотала за мужа у таких известных советских деятелей как Крыленко, Муралов, Раттель. О деле было известно и самому Троцкому, по распоряжению которого Эверта должны были вернуть под надзор в Верею. В крайнем случае Н.И. Эверт просила перевести генерала в Московский Кремль, где в это время содержался под арестом А.А. Брусилов, и всемогущий Ф.Э. Дзержинский вроде как давал свое согласие{285}. Тем не менее события развивались стремительно: 3 ноября Н.И. Эверт вернулась в Можайск, где узнала, что в соседнем Гжатске был бунт, а Эверта повели вывозить в Москву и застрелили при якобы совершенной попытке к бегству несколько дней назад — еще 30 октября{286}. Со слов прохожих, генерала Эверта вывели из тюрьмы под предлогом перевода в Москву, повели через открытое место и застрелили из нагана в спину, причем данные о гибели полководца приводились разные. Вдове генерала дело представили так, что смерть ее мужа стала результатом самоуправства местных властей, однако по оговоркам она сделала вывод, что приказ о ликвидации, скорее всего, был отдан из Москвы. Место захоронения — на городском Успенском кладбище — скрывалось, и могилу (генерал был похоронен в простом гробу в солдатской гимнастерке) показали вдове только два года спустя. Таким образом, Алексей Ермолаевич Эверт действительно был убит большевиками, убит без суда и следствия, в спину. Слово «расстрел» здесь неприменимо, так как это может быть оценено только как убийство, равно как и судьба Николая Владимировича Рузского. Но если Рузского застрелили хотя бы как заложника в процессе революционного террора, то Эверта просто убили.Оценивать А.Е. Эверта как полководца достаточно сложно. В генерале Эверте, как ни в ком другом из русских полководцев, наблюдается раздвоение квадрата ума и воли. Ум ген. А.Е. Эверта вряд ли можно оценить ниже ума других русских полководцев. Воля же сочетает в себе, если можно так выразиться, «упорную осторожность». Если Н.В. Рузский всегда действовал при превосходстве сил, теряя имевшиеся возможности в ходе противоборства с противником, то А.Е. Эверт не смущался этим. Простое сравнение: Лодзинская или Августовская операция Рузского и Виленско-Свенцянская операция Эверта. Если А.Н. Куропаткин, все подготовив самым тщательным образом, пасовал перед волей неприятеля, то оборонительные действия 4-й армии в 1914–1915 гг. показывают, что А.Е. Эверт в случае необходимости вполне мог противопоставить воле врага свою волю. 4-я армия часто отлично дралась против превосходящего в силах врага.