Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 г.

Уже в 1914 г. ген. А.А. Брусилова называли выскочкой и «берейтором», так как его успехи были непонятны при том, что Брусилов не имел высшего военного образования. Очень и очень многие «академики», которых в войсках армейцы в просторечии называли «моментами», опростоволосились, очень многие из них были смещены со своих постов за бесталанность, трусость, безынициативность, а генералы Брусилов и Лечицкий успешно били врага. Долгое время находившийся в Ставке журналист М.К. Лемке так пишет о Брусилове (еще до Брусиловского прорыва): «Брусилов стал популярен с самого начала войны. Теперь его знает буквально каждый русский, но отношение к нему весьма различное. Генеральный штаб его почти не выносит, как не выносит он сам это архаическое учреждение — уж очень он не похож на кабинетного червя, автора мертвецки скучных диспозиций и канцеляриста. “Берейтор” — презрительно называют его “моменты”. Войска любят своего генерала, потому что видят в нем живую душу и способного вождя, если и лишенного заметного стратегического таланта, то зато отлично ориентирующегося в обстановке и умеющего ставить войскам исполнимые ими задачи. Бывало у него трудненько, но войска всегда видели, что, отмахав в ночь полный переход, они действительно шли недаром, их не нагонял казак с приказанием вернуться». Далее М.К. Лемке отмечает командарма–8 как одного из лучших воспитателей своих войск, и человека, настроенного на сотрудничество с либеральными организациями: «Брусилов — первый командующий армией, вступивший в соглашение с общественными организациями, давший им возможность послужить родине, как только стало ясно, что все казенное или безнадежно, или крайне мизерно по сравнению с реальной нуждой. Это лучшее доказательство тому, насколько “берейтор” был выше остальных своих коллег и насколько мало он дорожил служебной карьерой, зная, что сочувствие общественным организациям даже если не составляло проступка, то во всяком случае набрасывало некоторую, вполне определенную тень»^{321}.

Лето 1915 г. начиналось для Российской империи безрадостно. Противник наступал в Галиции и был готов ударить в Польшу. Все новые и новые германские войска текли на Восток. В июне 3-я армия была передана в состав Северо-Западного фронта, и теперь в Юго-Западном фронте числились лишь 3 армии (из 11): 8-я, 11-я и 9-я (расположение с севера на юг). С июня противник перенес основные усилия в Польшу, а потому против армий Юго-Западного фронта остались в основном австро-венгры. В течение июня — августа Южная германская армия, а также 4-я и 7-я австро-венгерские армии теснили русских в Галиции к линии предвоенной государственной границы.

Постепенно темпы отступления южнее Полесья замедлились, и русские стали наносить врагу контрудары. Первое контрнаступление армий Юго-Западного фронта состоялось под Трембовлей силами 11-й и 9-й армий. В ходе боев 25–30 августа были опрокинуты Южная германская и 7-я австрийская армии. Только пленными за пять дней контрнаступления русские взяли почти 40 тыс. чел. В сентябре — октябре контратаковала 8-я армия, разбившая 4-ю австро-венгерскую армию. «Пожарная команда» 8-й армии — 4-я стрелковая дивизия А.И. Деникина — 10 сентября взяла Луцк. Фланговым контрударом со стороны Ковеля противник вынудил русских вновь отступить, оставив Луцк. Но зато ровенское направление было надежно закрыто русскими контратаками, измотавшими австро-германские войска, действовавшие против русского Юго-Западного фронта. Настроения личного состава армий Юго-Западного фронта, согласно сводкам отчетов цензурных отделений к концу кампании, в октябре 1915 г. были скорее оптимистичны. Цензорами отмечалось, что «все уверены в конечном сокрушении врага». Процент бодрых писем в тыл достигал 36,4%, в то время как угнетенных — 0,7%. А в конце года во всех письмах солдат на родину упоминание о желанном мире шло «нераздельно вслед за уверенностью в победе»^{322}. Это — результат последних операций осенней кампании 1915 г. на Юго-Западном фронте.