Главные люди опричнины. Дипломаты. Воеводы. Каратели. Вторая половина XVI века

Английский дипломат Джильс Флетчер, побывавший на русской территории в 1588–1589 годах, сообщает: «…разделил он (Иван IV. — Д.В.) своих подданных на две части, или партии, разъединив их совершенно между собой. Одни из них были названы им опричными, или отборными людьми. К ним принадлежали те из лиц высшего сословия и мелких дворян, коих царь взял себе на часть, чтобы защитить и охранять их как верных своих подданных. Всех прочих он назвал земскими, или общими. К земским относятся простой люд и те дворяне, которых царь думал истребить как будто бы недовольных его правлением и имеющих против него замыслы. Что касается опричников, то он заботился, чтобы они своим числом, знатностью, богатством, вооружением и прочим далеко превосходили земских, коих он, напротив, как бы лишил своего покровительства, так что если бы кто из них был ограблен или убит кем-нибудь из опричников, которых он причислял к своей партии, то нельзя уже было получить никакого удовлетворения ни судом, ни жалобой царю»^{34} (курсив мой. — Д.В.). Допустим, Флетчер писал это через два с лишним десятилетия после того, как была учреждена опричнина, к тому же писал в виде политического памфлета, недоброжелательного по отношению России. Он мог и ошибаться, и пускаться в публицистические передергивания. Допустим, никакие источники по истории опричнины не позволяют предположить, что она когда-либо предназначалась для полного истребления земских дворян. Но свидетельство Флетчера о судебной «неуязвимости» опричников перед земскими людьми находит подтверждение у другого автора.

Уже упоминавшийся Генрих Штаден оставил «мемуары» о своей службе в опричнине. Это источник, совершенно независимый от Флетчера. От первых лет опричного режима Штаден сохранил знаменитую фразу Ивана IV, отправленную в органы судопроизводства: «Судите праведно, наши виноваты не были бы»!^{35} Это отражает обстановку, действительно сложившуюся во второй половине 1560х годов. По сравнению с земскими опричники имели огромное преимущество во всякого рода расследованиях и тяжбах.

Итак, в 1565 — начале 1566 года царь мог торжествовать победу. Он получил под свой контроль мощный военно-политический ресурс, абсолютно независимый от княжат. Монарх обеспечил этот ресурс материально и дал ему юридическую неприкосновенность. Он вырастил небольшую армию, которая в перспективе должна была увеличиться в размерах. В 1565 году опричнина могла выставить в поле лишь два небольших отряда. В 1567–1568 годах опричный полевой корпус состоял уже из трех полков. А весной — летом 1569 года он вырос до пяти полков.

Но два обстоятельства сильно сокращали почву для оптимизма.

Во-первых, опричная армия так и не смогла переломить ситуацию на литовско-ливонском фронте. Осенний поход 1567 года, в котором участвовал цвет опричной вооруженной силы, был свернут: царь опасался измены (ниже об этом будет сказано подробнее). Осада Ревеля общими силами земщины и опричнины (1570–1571) закончилась неудачно. Оборона Москвы от крымских татар в мае 1571 года и вовсе завершилась военной катастрофой. Собственно опричный отряд самостоятельно, без поддержки земских сил, нанес поражение неприятелю только один раз: в 1570 году воевода князь Дмитрий Иванович Хворостинин разбил татар у Зарайска. Важный успех, но плоды его были полностью утрачены в следующем году, когда крымцы спалили русскую столицу. Иными словами, военная сторона опричной реформы, по сути, важнейшая, не обеспечила решение стратегических задач. Государь Иван Васильевич жаждал победить в Ливонской войне — главном военном противостоянии его жизни. И опричнина ему в этом не помогла. Такова одна из главных причин разочарования царя в своем детище… Но пока до разочарования оставались еще годы: опричная военная машина разворачивалась медленно, к серьезным боевым операциям она сможет приступить лишь ко второй половине 1567 года.

Во-вторых, утверждение опричнины вызвало напряженность в русском обществе. Ее острота постепенно нарастала.

Разумеется, высшая титулованная аристократия остро почувствовала утрату важных позиций. Казнили нескольких людей из ее среды — так могут казнить и большее количество. Это вызывало страх и гнев. А появление «конкурирующей» служилой иерархии создавало плацдарм для нового наступления на права и привилегии «княжат».

Но в этом еще нет великой беды. Ведь, как уже говорилось, государи московские и служилая знать давно «толкались», определяя, кому и сколько власти принадлежит на данный момент. Иван IV резко потянул одеяло на себя. Однако он не собирался уничтожать «княжат» и даже не стал отбирать власть у главнейших аристократических родов, позволив им распоряжаться в земщине. Иными словами, царь потеснил, но не раздавил «княжат», да и вряд ли планировал «очистить» административное поле от лучших управленцев, какими тогда располагала Россия.