Первая ночь болезни далась мне тяжело. Мой старик бредил от жара, и каждые два часа я заставлял его пить растворимую таблетку, однако это не спасало. Дед погрузился в мир своих фантазий и говорил несусветную чушь, на которую я к утру прекратил обращать внимание.
Когда солнце устроилось на небе, старик наконец-то успокоился и уснул, дав правнуку скромную передышку в несколько часов. Проснувшись, он попросил стакан воды, а я настоял на горячем обеде. Девяностодевятилетний ветеран Великой Отечественной войны запротестовал, но лучшие годы остались позади, поэтому пришлось есть с ложечки. Знаю, что деду было стыдно, – я видел стыд в глазах, и глаза деда не блестели, как неделю назад за рулём. Они слезились.
– Наверное, я тебе в тягость? – задал вопрос дед. – Кому охота возиться со старым пердуном, тратить время? Да, Артёмка?
– Лежи спокойно. Ничего мне не в тягость, не обломлюсь.
– За мной тоже однажды так ухаживали. В конце 1941-ого я дослужился до лейтенанта, участвуя в самых страшных сражениях с фашистами, сидел в окопах, бросал гранаты в немецкие танки, и свято верил, что пройду всю войну без ранений. Не повезло, внучок, не повезло. Оборонялись в здании, а сверху бомбардировщик летел. Свист услышали, а потом померкло всё. Очнулся уже в госпитале. Медсестра рядом сидит, по голове гладит, успокаивает. Спрашиваю, что случилось, а она молчит, не отвечает. Понял я, что боится сказать, значит, серьёзное ранение-то.
– Выкарабкался? – поинтересовался я, заметив, как к деду возвращается здоровый румянец.
– Выкарабкался. Оказалось, что осколком ранило в живот, и врачи поставили на бойце Фёдоре Макарове крест, но при операции выяснилось: жить буду, органы не задеты, а осколок лёг параллельно животу, устроившись под кожей. Радовался я тогда, скоро на фронт, к ребятам нашим, – воевать. Нескоро к ребятам попал. Подходили немцы, и всех больных отправили долечиваться на Урал. Погрузили в поезд и даже ручкой не помахали. И так оказался я в славном городе Оренбурге, где и встретил медсестру Тамару, твою прабабушку. Понравился я ей. Она мне сахар тайком таскала, спиртом баловала, чтобы боль легче переносилась, а скоро и я на ноги поднялся. Пообещал, что вернусь обязательно, война кончится, и вернусь, но так и не смог отыскать её после. Уехала куда-то, а в Оренбург вернулась, когда дед твой Женька уже парнем здоровенным стал, семью завёл.
– Не общались с тобой?
– Не общались. В 70-ом у него сын родился, папка твой, но понянчить мне его не дали. Сказали, чтобы убирался в свою Москву и никогда не приезжал.
– Почему так, дед?
– Не знаю, Артём. Не делал я никому ничего плохого, искал Тамару по всему Оренбургу целый год, и не моя вина, что не нашёл, – война-то многих по Союзу раскидала: кто где устроился, тот там и остался. А, по её словам, выходит, что я во всём виноват.
– Но ты же не виноват?
– Война проклятая во всём виновата. Сколько народу на ней погибло, и сосчитать до сих пор никто не может. Да и я, наверное, в чём-то виноват. Надо было продолжать поиски, не сдаваться, а я годик порыскал, да и бросил.
– Семью почему новую не завёл?
– А зачем? Семья у меня есть, пусть я и чужой для них.
– За столько лет и не приезжал к тебе никто?
– Приезжали. Дед Женька приезжал. Он у кого-то денег в долг взял, машину покупал. Срок подошёл отдавать, а денег нет, – те его к стенке и припёрли. А где денег взять? Негде. Приехал у меня просить. Дал ему четыре тысячи, он рублики взял и ушёл. Даже спасибо не сказал.
– Дела. Ты, дед, не устал? Как себя чувствуешь? Полегче?
– Да вроде нормально. Отпустило.
– Поспи чуть-чуть, я в душ пока схожу. Потом ещё расскажешь.
– Хорошо, – не стал сопротивляться ветеран. – Расскажу.
Я принял лёгкий душ, смыв с себя грязь бессонной ночи, пообедал и вышел в комнату. Старик спал, положив под морщинистую голову руку, и шевелил губами, продолжая и во сне делиться интересными историями. Я укрыл его пледом и долго смотрел на долгожителя, отказываясь верить, что мой родственник прожил на свете девяносто девять лет. Прабабка Тамара на небесах, дед Женька и бабка Светлана давно умерли, отец разбился в автокатастрофе. Они умерли, а прадед живёт. И никто не знает, в чём его загадка. Никто.
После обеда деду снова стало плохо. Температура поднялась до тридцати девяти и опускаться ниже не собиралась. Позвонил 03, и медсестра вколола ему антибиотик.
– Надо бы дедушке в больницу, – посоветовала. – Заберём?
– Обидится, что без его ведома.
– А если умрёт ночью? Грех на душу возьмёте?
– Не возьму. Увозите. Скажите только куда поедете, чтоб я не искал потом по всей Москве.
– Конечно, – кивнула девушка. – Продиктуйте сотовый, я вам позвоню.
Так я познакомился с будущей женой Ларисой. Благодарю деда за неожиданный поворот судьбы, потому что такой умницы я не найду больше нигде. Спасибо тебе, дед Фёдор, спасибо громадное.