«Последние дни перед оккупацией. Быстро летит время, с календаря сорвано уже 15 листков октября. Из глубокого тыла район стал прифронтовым. До оккупации время исчисляется не неделями, а днями и часами. Вот-вот ворвутся оккупанты и застучат по селениям кованые вражеские сапоги, будет слышна лающая чужая речь. В эти тревожные и последние перед оккупацией дни партизаны помогали колхозникам прятать общественное имущество: хлеб, личные вещи раздавали населению, оставшиеся в торговых точках и складах продовольственные и промышленные товары. Секретарь Райкома партии Михаил Васильевич Васильев с группой партизан объехал все окрестные сельсоветы, собрал приготовленные населением для солдат Красной армии теплые вещи и спрятал их в надежном месте, так как отправить их в город Серпухов не представлялось возможным. Все эти вещи хорошо сохранились, и по освобождении района они были переданы Красной Армии как подарок партизан.
17 октября 1941 года из города Серпухова в район подошли свежие части и по реке Протва у районного центра и по дороге в направлении Угодского Завода заняли оборону
[335]. Не решаясь покидать районный центр, к бойцам Красной армии присоединились и партизаны.Где фронт, далеко ли немцы, с какой стороны их ждать никто из нас не знал.
— Вот что товарищи, о — братился к нам командир батальона
[336], — Ваши люди хорошо знают местность, дороги, знакомы с населением. Нужно послать ваших разведчиков партизан и установить, где находится враг.Через час три группы партизан разведчиков отправились навстречу врагу. Одна группа пошла по дороге на Угодский Завод и дальше до Варшавского Шоссе, две другие за реку Протва в направлении совхоза Чаусово и к Старой Калужской дороге до поселений Недельное Малоярославецкого района, откуда, вероятнее всего можно было ожидать появления врага.
Ночь с 17 на 18 октября прошла тревожно, в неизвестности, где враг. Партизаны вместе с бойцами Красной армии находились в обороне. Утром 18 октября вдруг раздался требовательный продолжительный телефонный звонок, вызывал Почеп
[337], маленький населенный пункт в 3 или 4 домика, расположенный в небольшой, окруженной лесом лощине в километре от дороги.В какую-то секунду на 10-километровое расстояние провода передали тревожную весть: в Дурове, Полухине, Белянках появились немецкие части, слышится в трубке торопливый голос нашего партизана-разведчика Саши Рассохина. С донесением, передавал он, ждите Ядровского, часа через полтора явится и подробно доложит. Я остаюсь наблюдать и буду сообщать по телефону.
Двигаясь в направлении Старой Калужской дороги, наши разведчики утром 18 октября встретились с немцами. Впереди шла немецкая разведка, а за ней походным порядком, печатая шаг, двигалась пехота, передовые части врага. Заняв населенные пункты, они не задерживались, а проселочными дорогами шли дальше в направлении районного центра Высокиничи.
— Если возвратиться обратно, — рассуждали разведчики, — и доложить командованию, то мы придем одновременно с немцами, и наше донесение может запоздать, немцы могут сходу занять районный центр.
— Вот что, Володя, — обратился партизан Рассохин к своему напарнику, — ты отправляйся скорее обратно и обо всём доложи, а я постараюсь связаться по телефону и предупредить.
Партизан Ядровский отправился с донесением, Рассохин пробрался в Почеп и установил с нами телефонную связь, предупредив о продвижении врага. Подобравшись ближе к дороге, по которой двигались враги, Рассохин стал наблюдать, затем около Почепа на косогоре, на густой высокой ели устроил свой наблюдательный пункт. Справа, слева, спереди и сзади по всем населенным пунктам уже немцы — пехота, обозы, пушки, танки. Через каждые полчаса раздавался призывной звонок телефона: наш партизан-разведчик сообщал всё новые и новые данные о продвижении врага — обозов, орудий, танков, автомашин.
Немцы в этот день хотели сходу опрокинуть наши части, ворваться в Высокиничи, перерезать дорогу, ведущую от Варшавского шоссе через Угодский Завод и Высокиничи на Серпухов, отрезать наши части, находящиеся в Угодском Заводе, и по дороге двинуться в Серпухов.
Предупрежденные партизаном-разведчиком наши части приготовили достойную встречу врагу. На подмогу из Серпухова подошли танки. Дважды в этот день бросались немцы в атаку, но каждый раз, неся потери, отступали. Поздно ночью, предварительно выведя из строя подстанцию, вернулся и наш разведчик Саша Рассохин. Он рассказал нам, как шли немецкие солдаты, держа шаг, в широких дудочкой голенищах кованых сапог, что-то позвякивало, и когда он подполз поближе, то это оказались запасные диски автоматов, вставленные за голенища сапог.
— Скажи по-правде, Саша, — обратился к нему комиссар. — Когда ты подполз близко и видел их в лицо, наблюдал, как они печатали шаг, тебе было страшно? Только говори правду, не криви душой.
Подумав немного, Рассохин ответил.
— Нет, Николай Степанович, не страшно.
— Это хорошо. Вот об этой своей встрече с врагом рассказывай всем партизанам, рассказывай, что тебе не было страшно, что врага можно бить.
— А если бы тебя в Почепе застали немцы, что бы ты стал делать? — задал вопрос один из партизан.
— А ничего, назвался бы местным жителем, военного на мне нет ничего, я не военнообязанный, освобожден по состоянию здоровья. Винтовку и боеприпасы на это время я припрятал. Будьте спокойны, сумел бы от них отделаться и вернуться в отряд.
Саша Рассохин, комсомолец, работал председателем Тишковского сельского совета. В партизанский отряд пошел добровольцем. До этого, кроме охотничьего ружья, он не держал никакого оружия. Будучи первый раз в разведке, встретив немцев, он не растерялся и не испугался их. Отослав своего напарника с донесением, он воспользовался телефоном и в течении целого дня передавал сведения о продвижении врага.
Казалось бы, что в поступке нашего партизана Саши Рассохина ничего героического нет, такое мог совершить любой наш партизан, а на самом деле, поступок Саши был смелым и мужественным. Он совершен впервые и до того, как уйти нам в лес, в тот напряженный момент, когда враг всеми силами стремился к Москве. Оставаясь в тылу врага, он в течении дня, сам того не знал, что предупрежденные им наши части достойно и как следует встретили врага, не дали ему сходу захватить Высокиничи и почти на целых три дня задержали его на одном месте, на целых три дня выиграли время.
А за это короткое время, выигранное с помощью партизана-разведчика, наши части подготовили новые рубежи обороны, сперва в урочище Сивцово близ селения Вязовня в 6 километрах, затем у селения Кременки в 12 км на границах Серпуховского района, где в конце октября 1941 года враг был окончательно остановлен. С этого рубежа потом, в конце декабря 1941 года, началось наступление наших войск и разгром немецких войск.
Памятный воскресный день 19 октября 1941 года, с утра был пасмурным, всё было окутано туманной пеленой, никакой видимости. За рекой где-то в тумане, всего в нескольких километрах — враги, их пока не видно, но они там. Не сумев 18 октября захватить Высокиничи, они заняли господствующие высоты и готовили новый удар.
Население еще накануне попряталось. Бойцы Красной армии, сделав за ночь ложные позиции, замаскировались на огневых точках и приготовились к встрече врага. Часов в 11 утра, когда туман стал рассеиваться и появилась видимость, немцы, открыв ураганный огонь, повели новое наступление. Атаку за атакой отбивали наши бойцы. Бои шли уже в одном-двух километрах. Вот-вот немцы ворвутся в районный центр. Оставаться дальше, нам партизанам, в районном центре стало нельзя. Как ни тяжело было, была отдана команда отряду двигаться в лес.
Впереди, твердо и уверенно ступая, шел комиссар. Следом, выстроившись по два в ряд, шли вооруженные люди, шли молча. Под ногами шелестели опавшие листья, по лицу зазевавшегося партизана, не привыкшего еще к лесным дорогам, больно хлестали голые березовые прутья и колючие лапчатые сучья зеленых елей. В лесу было тихо, только за спиной партизан шел бой, оттуда доносился треск пулеметов и автоматов. Там рвались вражеские снаряды, поднимая вверх фонтаны земли. Следом за партизанами тянулись подводы, небольшой партизанский обоз, груженый дополнительными боеприпасами, медикаментами и другим имуществом. Проводив отряд в лес, я с тремя партизанами вернулся в районный центр. С ними еще раз обошел помещение Райкома партии, Райисполкома, помещение, где жили на казарменном положении, проверили еще и еще раз, не оставили ли мы второпях какие-либо документы, списки, записки, что могло бы навести немцев на наш след, на след наших партизан и вызвать тяжелые последствия для их семей, родственников и знакомых, оставшихся в районе. Но всё обошлось благополучно, ничего подозрительного обнаружено не было. Товарищи, уходя, не забыли уничтожить свои следы.
Направляясь на командный пункт части
[338], чтобы выяснить обстановку и договориться о связи, мы неожиданно встретились с Даниловым, работником Потребкооперации, бойцом истребительного батальона[339]. Дня три тому назад Данилов со своими бойцами истребительного батальона под командованием члена Исполкома районного совета директора Высокиничской средней школы Ивана Михайловича Дубровского был направлен в воинскую часть и вот он снова очутился в Высокиничах. За плечами у него винтовка.На мой вопрос, почему он здесь, Данилов ответил, что он отстал от своей части, теперь не знает, куда ему деться, он пришел, чтобы попроситься в партизанский отряд.
Одно время мы с комиссаром отклонили его кандидатуру на зачисление в партизанский отряд, мы не были в нем уверены. В истребительном батальоне он не проявил себя как боец, плохо изучал оружие, не отличался дисциплиной, был склонен к паникерству, а от паники до трусости один шаг. Данилов снова перед нами. Как с ним быть?
Прежде, чем решиться, взять ли Данилова в отряд, решил проверить его, как он себя поведет, когда останется один на посту.
— Хорошо, — говор — пойдешь с нами. Винтовка, патроны есть. Видишь, — показываю фургон, в котором развозят хлеб, — иди, запряги в него лошадь и подъезжай к пекарне.
Несмотря на жестокий бой на подступах к Высокиничам, пекарня еще работала, выпекался хлеб для бойцов Красной армии. Пекари решили уйти вместе с отходом Красной армии. Пока я разговаривал с Даниловым, мне пришла мысль, нагрузить фургон печеного хлеба и направить его с Даниловым в лес, как резерв дополнительного продовольствия для партизан.
У пекарни с помощью пекарей мы нагрузили полный фургон хлеба и повезли его в лес. Отъехав в лес километра на 4, я остановил лошадь, велел ее выпрячь, а фургон замаскировать.
— Вот, — говорю, — товарищ Данилов, оставайся здесь и охраняй хлеб до прихода партизан. Это теперь партизанское продовольствие. Смотри, не вздумай уйти, к вечеру мы вернемся.
Оставив Данилова на охране фургона, мы направились снова в районный центр. По дороге мы встретили комиссара, который разместив партизан во временном лагере, тоже направлялся в районный центр, где продолжались бои. По дороге мы собрали в лесу до роты красноармейцев, которые от Угодского Завода лесом пробирались на Серпухов. Они привели их в расположение воинской части. Когда под вечер с командного пункта мы возвращались в лес, то снова столкнулись с Даниловым. На этот раз, бросив свой пост около фургона с хлебом, и не замечая нас, он, как вор, крадучись, пробирался к Высокиничам. Винтовки в руках у него уже не было. Когда мы его остановили, от неожиданности он настолько перепугался, что поднял руки.
Что мог сказать в свое оправдание трус? Он что-то лопотал в свое оправдание, что очень низко летали вражеские самолеты и ему одному в лесу было страшно, он покинул свой пост, чтобы разыскать нас.
— Куда дел винтовку? — спросил комиссар. Данилов опустил голову, молчит. Что было с ним делать?
Оставлять безнаказанно такой случай мы не могли. Судить самим по всем правилам у нас не было возможности. Нам снова пришлось вернуться в Высокиничи и передать Данилова в штаб воинской части, как дезертира и труса, бросившего свой пост и свое оружие. Этот случай нам подсказал, что нужно еще и еще раз поговорить со своими партизанами, а нет ли среди них таких Даниловых, таких трусов, которые будут бояться, что в лесу им на голову, как на посадочную площадку сядет самолет. Не подведут ли кто из них в критический момент? Но нет, таких не должно быть.
В этот день 19 октября гитлеровцы так и не смогли взять Высокиничи. Только на второй день, подтянув свежие части и артиллерию, в середине дня они ворвались в районный центр. Наши войска отошли на новый подготовленный рубеж обороны»
[340].
