Главный бой

Свет, слабый и мутноватый, струится от странных камней, вплавленных в стену. Леся поежилась, от стены тянет недобрым, словно незримые глаза сразу пронзили ее насквозь. Непроизвольно она сделала несколько шагов в сторону. В полутьме блеснуло, Леся шагнула еще, там затрепетало красным, будто бил крыльями попавший в паутину крупный красный мотылек.

Вторая пещера оказался соединена с первой узким, на двух конях не проехать, проходом, зато сама пещера еще огромнее, но тоже со стесанными на уровне человеческого роста глыбами.

Однако глаза Леси прикипели к багровому огню. В дальнем углу пещеры прямо на полу полыхал костер. Горели стволы вековых дубов. Оранжевое с пурпурным пламя гудело, с жадностью пожирая сухое дерево. Дым и копоть уходили под свод, где далеко-далеко виднеется светлое пятно, часто перекрываемое клубами синего дыма.

Багровые блики падали на существо, застывшее на гладком камне подле костра. Сперва Леся решила, что это тоже камень, но голова шевельнулась, начала поворачиваться в ее сторону. Лесе почудился легкий треск, словно лопалась тонкая корочка из камня.

На нее взглянуло самое страшное лицо, которое может привидеться только в жутком сне. Лицо человека, прожившего во много раз больше отпущенного человеку срока. Безволосое, безбровое, с туго натянутой и в то же время донельзя морщинистой сухой кожей на черепе. Морщины избороздили лицо страшно, жутко, все лицо из морщин: неживых, сухих, окаменевших.

Леся стояла оцепенев, только внутри вздрагивали жилки, а сердце трепыхалось что схваченный грубой рукой воробей. Наконец на месте рта раздвинулась щель, Леся на миг увидела черноту беззубого рта. Даже изъеденные десны черные, мертвые, сухие, как эти камни.

— Существо… — проскрипел голос. Лесе показалось, что одним камнем трут по другому, до того голос напоминал этот скрип. — Давно я никому не открывал вход…

Леся сглотнула воздух, в глазах темно от страха, произнесла пищащим голосом:

— Исполать тебе, батюшка… Что ж топишь по-черному? Не смерд, поди… У бояр у всех давно печи поставлены. А ты ж как-никак сам Кощей, о котором столько говорено!

Кощей хмуро смотрел на нее темными глазницами. Если у него и были глаза, то так глубоко прятались в глубь черепа, что Леся видела только сухие морщинистые веки, мешки под глазами, присохшие к костям, да нависающие сверху тяжелые массивные дуги надбровий, словно Кощей наполовину был зверем.

— Сто тысяч лет, — проскрипел холодный голос, — я сидел у костра, смотрел в огонь… Мне ли менять привычки?.. А живой огонь… он живой.

— Я тоже его люблю, — призналась Леся. — Так ты и есть, стало быть, сам Кощей Бессмертный!.. Отчего такое прозвище?

Он произнес уже не так скрипуче:

— Потому, что бессмертный!.. Разве боги не должны быть бессмертны?

Она заметила, что он ни разу не назвал себя богом, хотя ей старался внушить мысль, что он и есть бог.

— Боги должны, — ответила она медленно. — Они и есть… Но не говорят, Перун Бессмертный или Мара Бессмертная. Для них бессмертие — не диковинка! А вот ты… Раз так говорят, то ты бессмертный потому, что смерть свою носишь не в себе. Верно?

Кощей покачал головой:

— Да-а, умнеет человек на глазах… Старые до такого не додумались. Что ж, раз ты уже догадалась, то тебе и узнать восхотелось, где моя смерть схоронена?

Леся насторожилась:

— А ты что, вот так и скажешь?

— Скажу, — ответил Кощей. — Горы поднимались из огня, старели и рассыпались в песок, моря пересыхали, а на их месте вырастали новые горы… Мне ли опасаться людей? Даже боги и то… Но уговор: если я не разгадаю твою загадку. Согласна?

Леся захолодела: если он в самом деле бессмертный или хотя бы живущий сто тысяч лет, то знает все загадки на свете. Но с другой стороны, дома у тятьки, когда у лучины пряли или вышивали, либо пели, либо придумывали друг другу хитрые загадки.

— Согласна!

Кощей усмехнулся:

— Но учти, я знаю загадки всех времен и народов.

— Ладно, — согласилась Леся. — Только слушай внимательно, такие загадки не повторяют.

— Много говоришь, женщина.

— Бросили в темницу человека, — сказала Леся нараспев. — И держали его, бедного, там десять лет! Изверги. А приносили ему, чтобы совсем уморить с голоду, только хлеб сухой, ничего больше. Но не помер, жил, а когда старый князь помер, его сын выпустил всех узников. А когда пришли в его темницу, узрели, что весь пол устлан рыбьими костями. Ну вот скажи, откуда кости?

Кощей явно хотел переспросить, но, вспомнив предупреждение, умолк, надолго задумался.

— У меня хорошая память, — сказал он. — Я помню слово в слово… Так что сейчас решим… Сейчас решим… Рыбьи кости потому, что… рыбьи кости… гм…

Леся смотрела на его муки, сказала жалостливо:

— Подсобить?

— Ладно, — бросил он, измучившись. — Что-то я не так понял… Так откуда кости?

— Так из ухи ж, понятно, — ответила Леся и посмотрела с жалостью, как на придурошного. — Раз ему с ухой хлеб приносили, то какая уха без рыбьих костей?