Главный фигурант

Глава тринадцатая

На третий день после появления в тюрьме нового следователя Разбоев стал проявлять первые признаки беспокойства. Вагайцев ни разу не оставлял его без внимания более чем на день. Приносил сигареты, все больше хорошие, шоколад, однажды даже угостил в кабинете шашлыком. Мясо было остывшим, но от этого запаха дыма и ощущения сытости становилось легче ожидать следующего прихода. Вагайцев уговаривал, а Разбоева уговаривать было не нужно. Выходило же на поверку так, что ему навязывали, и он принимал безропотно, потому как иного выхода не было. А Александр Викторович, окрыленный успехом, строчил протоколы.

И вот уже третий день, как у Разбоева нет ни сигарет, ни чувства спокойствия, и даже мысли о том, что и как он будет говорить в суде, бились о решетку его сознания, не в силах найти выхода. Что нужно этому «важняку»? Какую цель он поставил перед собой? Сегодня опять должны заступать эти, в числе которых зверь из «Черного дельфина». А это значит, что ночь превратится в кошмар и тело вновь будет ныть.

Кажется, Кряжин понял, что Разбоев не тот. И от этого становится страшно и все внутренности сбиваются в кучу и перекручиваются в фарш. Что нужно Разбоеву и что было так близко?

Обвинительное заключение следователя Генпрокуратуры. Расследование закончено, дело передается в суд. Разбоева выводят и подставляют под объективы камер, взгляды родственников убитых девушек и беспристрастный взор состава суда.

«Вы признаете себя виновным?» – спросит судья, еще не изучив дело (говорят, такое частенько случается) и мало сомневаясь в ответе.

«Нет, – громко ответит Разбоев, и ответ его встретит тишина зала. – И готов это доказать».

Государственный обвинитель спокойно снимет очки – Разбоеву кажется, что у того непременно должны быть очки, – и с усмешкой качнет головой. Государственный обвинитель редко встречал подсудимых, которые на предварительном следствии давали полный расклад по своим деяниям, а на первом же процессе заявляли, что их оклеветали. Но что скажет этот прокурор, когда Разбоев начнет излагать факты и называть имена тех, кто в состоянии доказать его непричастность к убийствам?

Защитник обескураженно углубится в какие-то бумаги, то краснея лицом, то бледнея, судья качнет головой и приступит к делу, а родственники потерпевших гневно загудят, требуя возмездия.

Но что будет делать каждый из них, когда Разбоев представит доказательства?

Вот он, момент, который должен стать решающим! Он невиновен в смерти шести девушек! А теперь казните его, невиновного! А камеры пусть щелкают, журналисты пусть строчат статьи и снимают репортажи. Европа пусть лицезреет, Генпрокуратура пусть настаивает – исход один. Разбоев невиновен.

Так виделось еще два дня назад, сейчас же в душе полный переполох. Все идет к тому, что Кряжин решил пересмотреть материалы, положенные в основу доказательств вины Разбоева. Он движется к правде, ломает преграды, как танк, и ставит над будущим Разбоева большой вопросительный знак.

Бывший научный сотрудник уже пытался однажды мысленно представить другой вариант. Тот, когда следователь придет к правде и поймет ее, однозначную. Разбоев не виновен в смерти шести молодых женщин. Что дальше? Дальше тоже случится скандал, но уже не в пользу Разбоева. Следствие установило, что Разбоев невиновен. Тогда откуда у него на одежде кровь? Почему он признается и кто сообщил ему подробности всех убийств? Узнал из телепрограмм? Чушь какая! А кровь на одежде? Тоже телепрограмм насмотрелся?

И если в первом случае его однозначно выпустят из зала суда на улицу, то во втором обязательно придумают массу причин, чтобы оставить там, где он находится до сих пор. Фактор неожиданности перед лицом Европейского правового сообщества будет утрачен, едва следователь заявит о невиновности Разбоева. И тогда у всех хватит времени ответить на вопрос другого порядка: если Разбоев не убивал девушек, тогда кого он убивал? Образцы крови, изъятые с его одежды сразу после задержания, свидетельствуют о том, что это не кровь Разбоева. То есть это не последствия неловкого движения, когда он брился или резал хлеб. Крови столько, что Разбоев должен был или бриться топором, или хлеб резать бензопилой. И вообще, он не должен бы сейчас жить после такого неловкого движения – в крови легко угадывается резус-фактор, а это значит, что кровь не из капилляра, а из вены. Или – вен. И кровь эта – человеческая.

И теперь пусть Разбоев ответит на вопрос: чья это кровь?

В первом случае – в случае с Вагайцевым – нетрудно доказать: если следствие опустилось до того, чтобы изготовить обвинение, совершенно не проверив сведения Разбоева, то есть умышленно ему готовило пожизненное заключение, тогда почему не предположить, что и кровь на его одежде – дело рук прокуратуры? Был нужен крайний, и она его общественности предоставила. С заключениями экспертиз.