Главный герой Апокалипсиса

— Последний лот сегодняшнего аукциона! Редкий, я бы даже сказал, уникальный товар, который подойдёт только для особых ценителей. Не смотрите на его дряблую фигуру, этот парень — настоящий самородок! А всё потому, что у него до сих пор не заключено ни одного договора! — По залу прошёлся удивлённый шёпоток. Что эти слова значили, я понимал, речь шла о трёх строчках: «Отсутствует» в моей основной статистике. Но вот почему все эти люди так этому удивлялись, я решительно не мог понять. — И сегодня у одного из вас появится возможность первым внести своё имя в его связь! Торги начинаются с пяти серебряных!

Ух ты… а за предыдущего парня в целом пять отдали… погодите, какие пять? Меня же купили только за полторы сотни! Так, стоп… я что, злюсь из–за того, что за меня мало просят? Дожили…

— Даю пять! — руку подняла высокая дама во втором ряду.

— Даю шесть! — изящная эльфийка ближе к выходу из зала.

— Семь! — сидящая в первом ряду гномиха с повязкой на глазу и порванным ухом.

Да я прямо нарасхват… и, да простит меня моя совесть, попасть в рабство к одной из этих красоток я бы не отказался… даже к гномихе, чего уж там, хоть сама она была маленькая, но фигура у неё ой–ёй–ёй…

— Даю десять! — раздался из той самой ложи чей–то визгливый голос. Мужской голос. Твою–то мать!

— Одиннадцать! — гномиха вновь подняла руку.

— Двенадцать!

— Пятнадцать! — вот гадина, как быстро цену повышает! Хочет у других желание отбить!

Повисла секундная пауза, и аукционист тут же вклинился, не давая накалу страстей утихнуть.

— Итак, пятнадцать серебряных за первую связь молодого человека, кто больше?!

— Двадцать! — молодец, одноглазая, так держать! Понятия не имею, как эту связь получают, но факт — оказаться сексуальным рабом мужика меня от этого незнания больше прельщать не стал!

Однако…

— Пятьдесят!

Зал взорвался гулом обсуждений. Я до сих пор не понимал, почему они так удивляются сумме меньшей, чем та, за которую меня продала Алила, но одно было ясно. Гномиха, если сомневалась насчёт двадцати серебряков, пятьдесят не побьёт никогда.

— Пятьдесят серебряных монет от господина в ложе раз… — даже аукционист, похоже, прифигел от таких чисел, — пятьдесят монет два! Пятьдесят монет три, продано!

* * *

Твою мать, твою мать, твою мать, твою мать… ТВОЮ МА–А–АТЬ!!!

Ни сбежать, ни спрятаться, ни сражаться! Как я должен выкручиваться из этого?! В комнате, куда меня привели, не было окон, боковая дверь — в ванну, а в качестве сопровождения всё те же амбалы, вот только на этот раз к парочке бордельских присоединился ещё один незнакомый, вероятно телохранитель того, кто меня купил.

И он не заставил себя долго ждать. Спустя минут пять входная дверь открылась, и вошёл мой новый владелец в сопровождении второго, буквально как две капли воды похожего бодигарда. Та же шкафоподобная фигура, та же квадратная челюсть, те же ёжики подмышками, тот же бездумный взгляд в пространство. Братья–близнецы, не иначе. И от того внешность их… клиента казалась вдвойне бо́льшим надругательством над правилами ПП и необходимостью физических нагрузок. Если хозяин борделя был просто полным, то этот — самым настоящим хряком. Но не кругленьким и жирненьким, как нормальная свинка, у этого персонажа жир висел складками, если бы не штаны, вероятно, доставал бы до колен, а веки оттягивал настолько, что белки почти пропадали из виду.

— Привяжите его, — то ли просипел, то ли пропищал жирокомбинат, делая усталый жест пальцем с крупным перстнем. Меня тут же схватили со всех сторон, бросили на кровать и оперативно, у бордельских амбалов в этом явно был большой опыт, примотали руки к каркасу кровати. Там для этого как раз лежали верёвки. — А теперь вон!

Твою же мать…

— Откуда ты такой взялся, может, расскажешь? — в его голосе легко читалось едва сдерживаемое предвкушение… су–у–ука… — Без союзов, без покровительства… что, сирота? Мамы–папы не было? Бедняжечка… и даже связи нет, вы только подумайте! И это в нашем–то мире, где все стремятся удовлетворять свои порывы в первую же очередь… Подумать только, этот ублюдок Сайтар сумел отхватить такой лакомый кусочек, — послышались звуки расстёгивания пуговиц. — И ты, определённо, стоишь пятидесяти серебра за ночь.

А–а–а… так на аукционе продавались не сами рабы, а право на пользование… так, соберись, дебил! Не о том думаешь!

Матрас сильно накренился, жиртрест уселся на кровать. Печать Сына апокалипсиса нагрелась так, что, казалось, ещё немного — и подо мной загорятся простыни, куда сильнее, чем во время столкновения с упырём. Надо сказать, это было даже как–то обидно, получалось, что угроза моей жизни для меня менее серьёзна, чем угроза моей чести. А ведь считал себя разумным и рациональным человеком… ну, по большей части. А потом произошло то, что я мог ожидать лишь в самую последнюю очередь.

Лицом я уткнулся в подушку и ничего не видел, но системное окно нашло меня даже здесь, словно отпечатавшись на внутренней стороне век.

Суммарная характеристика тела превысила порог заурядности.