Среди огромного числа поздравлений, полученных Николаем Ниловичем в те дни, выделялось одно письмо. «...Больше всего в Вас я ценю всю совокупность знаний, эрудиции и талантов, труда и горения, кои создали из Вас первого хирурга нашей страны, — писал ему профессор С. С. Юдин. — Будучи творцом и основоположником отечественной нейрохирургии. Вы не замкнулись в интересы этой обширной и увлекательной специальности, а навсегда остались непререкаемым авторитетом в любых вопросах хирургии, общей и клинической, гражданской и военной».
Под этим письмом, бесспорно, могли бы подписаться все советские хирурги, в первую очередь — военные врачи.
УЧЕНЫЙ-ГРАЖДАНИН
В те годы в нескольких странах работали искусные нейрохирурги: Кушинг и Бейли в Америке, де Мартель во Франции, Дэнди в Англии, Оливеркрона в Швеции, Гулеке и Эльсберг в Германии... Со многими из них Бурденко постоянно поддерживал связь — обменивался научной литературой, сообщал о новых операциях, рекомендовал наиболее целесообразные методы диагностики и лечения, советовался по поводу неясных проблем.
Дружеские отношения, существовавшие у Бурденко со многими зарубежными учеными, не мешали ему, однако, видеть крупные недостатки медицины буржуазных государств, контрасты, порожденные капиталистической действительностью.
Да, в Берлине и Париже были замечательные клиники, прекрасно оснащенные и оборудованные, с большим штатом врачей, медицинских сестер и другого обслуживающего персонала.
Но ведь лечение здесь было платным, платить нужно было за каждый день пребывания в клинике, за каждый укол и каждую перевязку; особенно высокая плата требовалась за операции. Лечиться в таких условиях было дорогим удовольствием, недоступным простым труженикам. Поэтому фешенебельные клиники зачастую пустовали, а неимущий люд лечился у фельдшеров и даже знахарей.
Все это живо напоминало Бурденко дореволюционную русскую действительность. И всякий раз, возвращаясь из-за границы домой, Николай Нилович сравнивал, сопоставлял свои заграничные впечатления с жизнью в Советской стране. Шли славные годы первых пятилеток, страна расправляла плечи, набиралась сил, крепла.
«...В то время, когда миллионы рабочих в капиталистических странах не находят работы, — говорил Бурденко в одном из своих выступлений, — а занятые на работе с трудом удовлетворяют свои сведенные до скудности потребности, когда от хронического голодания дряхлеют и гибнут миллионы женщин и детей; когда призрак болезни, беспомощной инвалидности и беспризорной старости угнетает сознание миллионов трудящихся, — наша страна уже обеспечила всем трудящимся право на труд, право на отдых, исключительную и планомерную заботу о матери, ребенке, больном, инвалиде и старике. Эта забота о человеке особенно близка нашему сознанию, и мы должны с гордостью и радостью приветствовать совершенно новые установки, неизвестные ни в одной конституции, — это право на охрану здоровья».
Бурденко радовался тому, как развивалось советское гражданское здравоохранение, впервые в мире созданное для народа, как все более зрелой становилась военно-медицинская служба Красной Армии. Множилось число больниц и поликлиник, с каждым годом увеличивалась армия врачей, для рабочих и крестьян строили санатории и дома отдыха. Советские врачи побеждали болезни, успешно боролись за здоровье и долголетие людей. Больших успехов добивались и военные медики.
Бывая за рубежом, Николай Нилович всегда подчеркивал достижения Советской власти.
Беседуя с виднейшими учеными Европы и Америки, выступая на международных научных конгрессах и съездах, Бурденко с гордостью говорил о советской науке. Успехи наших ученых уже в то время вывели советскую науку на передовые рубежи, но многим за Границей эти успехи казались необъяснимыми.
Николай Нилович писал о буржуазных ученых: «Комплексность и плановость — понятия, несовместимые в их представлении с научным мышлением, продуктом «свободного творчества», «интуиции». Я всюду подчеркивал перед европейскими коллегами пашу свободу творить и мыслить, которая зиждется именно на плане... Коллеги слушали, отказываясь понимать. Я наблюдал также чуть заметную настороженность, недоверчивость и тогда, когда им рассказывали об отношении партии и правительства, всего советского народа к своим ученым, о колоссальных средствах, отпускаемых щедрой рукой на науку. И приятно было видеть, как во время ответных визитов зарубежные гости воочию убеждались, что наши рассказы не только соответствуют истине, но даже относительно скромны. Возвращаясь к себе, они разглашали, к крайнему неудовольствию реакционных кругов, великую правду о нашей стране, которая недавно им самим казалась сказочной».
Бурденко очень хорошо знал о том огромном внимании, каким окружили ученых в нашей стране. С 1931 г. он был заместителем председателя, а с 1937 г. — председателем Ученого медицинского совета Наркомздрава, руководителем штаба советской медицинской науки.