– Его манга пользовалась огромным успехом, вообще-то! И по контракту он был обязан делать её в каких-то безумных количествах. Просто сидел и рисовал по 18 часов в день, без выходных. С деньгами, конечно, проблем не было но… он даже дышать еле успевал.
Весь яростный задор как-то сошел на нет, плечи опустились, руки беспомощно повисли вдоль боков, и Юкино снова стала угрюмой. Она, кажется, с головой ушла в мысли об отце, позабыв, где она и с кем находится.
– А затем… его мать заболела. Тяжело заболела, за ней нужно было много ухаживать. Он не рисовал целый месяц. Нанимателям не было дела до его проблем, они хотели, чтобы выпуск глав продолжался – они ведь получали крупный процент с его доходов. Но отец просто отказывался с ними говорить, и в какой-то момент они подключили якудзу, чтобы заставить его снова рисовать. Угрозы, избиения…
Я молчал. Кажется, у Юкино это давно копилось.
– Отец продолжил работать, но уже не в таком темпе, как прежде. Работа по 18 часов в день научила его упорству, и он принялся изучать… то, о чём рисовал. Боевые искусства, магию. В какой-то момент уже казалось, что всё более-менее тихо, но затем якудза решили, что он должен работать больше. И… убили его мать. То ли сил не рассчитали, а то ли так и хотели.
Юкино скрестила руки на груди, мрачно глядя на два чёрных цветка у меня в руке; затем сглотнула – и с новой злостью в голосе продолжила.
– Около месяца его никто не видел. А затем… как-то раз он пришёл в штаб-квартиру якудза. С одной кистью в руке. В Токио ту ночь называют «Резнёй Кровавых Красок».
Громкое название.
– Он убил человек сто, а покалечил втрое больше.
Да и дело… громкое, пожалуй.
– Но и на этом он не остановился, – продолжала Юкино. – Он слегка… свихнулся. Насилие стало его новым способом самовыражаться, как прежде рисование. Ну, кланы якудза он объединил больше по вдохновению – ему же только повод нужен был начать мясорубку. Потом добрался до бизнесменов.
– Их он тоже вырезал? – уточнил я.
– Нет, ему требовались «всего лишь» влияние и доступ к их ресурсам, чтобы было на что покупать новые клинки, – усмехнулась Юкино. – Корпораты кого только не нанимали… но всё бесполезно. В итоге им пришлось согласиться.
Она покачала головой.
– А потом он встретил мою мать. К тому моменту он был уже почти на самой вершине, а она была дочерью влиятельного политика. Свадьба… через год родилась я, и примерно в то же время отец окончательно закрепился на верхушке пищевой цепи.
– Звучит как история абсолютного успеха, – кивнул я. – И в чём же подвох?
Подвох есть всегда.
– В его жестокости и упорстве, – процедила, подняв потемневшие глаза, Юкино. – Он буквально боготворил их. Благодарил за всё, что получил, и считал единственными качествами, достойными уважения. Упорство и жесткость, возведённые в абсолют. Может, боялся, что если не будет жёстким, то снова случится беда – как тогда, с его матерью. Или просто… самовыражался. По-взрослому.
Ну, с этого момента всё стало более-менее ясно.
– Мы для него ничего не значили, – продолжала Юкино. – Отцовская забота и любовь? Ха! Я знала их только от матери, а отец с каждым годом всё отдалялся от нас, но продолжал требовать от нас абсолютного послушания. Мы были…
Она запнулась, подбирая нужные слова.
– Фигурами на доске? – подсказал я.
– Да, вроде того, – неуверенно кивнула она, поморщившись от пафоса моей фразы. – Нам не прощалось ничего. В какой-то момент он запретил матери общаться со мной, чтобы я не стала слишком слабой. Его слово было законом… и она этот закон нарушила.
Юкино отвернулась, напрягая плечи и руки, как будто хотела закрыть себя от какой-то опасности.
– На мой шестнадцатый день рождения. Мать подарила мне эту катану… а отец считал, что я её ещё не заслужила. Он пришёл в бешенство. Приказал мне отрубить ей пальцы… а я настолько его боялась, что не посмела ослушаться.
Девушка резко обернулась поглядела на меня с каким-то вызовом. Глаза абсолютно сухие и даже губы не дрожат – невероятная выдержка. Достойная дочь своего отца.
– Вскоре она умерла. Он даже не озаботился тем, чтобы нормально вылечить её. Весёлая история.
Я приподнял бровь. Да за пару минут она мне выдала больше слов, чем за всё наше знакомство.
– Что уставился? Я не обезьянка в зоопарке, – огрызнулась Юкино.
Ну, во всяком случае, теперь многое встало на свои места.
– Возьми катану.
– А?
Я молча протянул ей одну из чёрных роз и жестом указал на лезвие катаны. Замолчав, Юкино постояла секунду… а затем выхватила катану из земли и разрубила цветок.
Первым почернело лезвие клинка. Затем рукоять, а затем – волной, как разбегающийся круг по воде – окрасился в чёрный и весь сад. Юкино изумленно распахнула глаза, глядя на ставшие похоронно-траурными деревья.
– Я не понаслышке знаю, что такое проблемы с… роднёй, – сообщил я и указал на почерневшую катану. – Этого должно хватить, чтобы перерубить любую кисточку.
Юкино хмыкнула.
– Что дальше?
Я задумчиво повертел в руках чёрный цветок. Сила. Единственная ценность этого мира. Конечно, всегда есть вероятность превратиться в кого-то вроде отца Юкино, однако…