Главный наследник НЕ скрывает свою силу. Том 4

— Не удивлён. Он наверняка подготовился заранее; сам этот звонок — такая же демонстрация силы, как и репортёры на крыльце. Он хочет, чтобы я занервничал, чтобы начал действовать на эмоциях…

Я поглядел на Михаила.

— Что скажешь? Ты явно знаешь про Нахального больше, чем я.

— З-заноза в заднице, — гневно нахмурился тот. — Всегда был ей. Может, не настолько наглел, как сейчас, но всё равно…

Угу. Но продолжал спокойно жить и действовать на твоей территории. Превосходно.

Впрочем, проговаривать этого вслух я не стал. Какой смысл? Михаил всё равно ответит что-нибудь из серии «Было не до того, так не делается, ты должен понимать, существуют неписанные правила» и так далее.

Плевать. Сейчас меня занимало кое-что другое. Кое-что, что сказал напоследок Нахальный, подав мне, сам того не ведая, неплохую идею.

«Многие считали себя круче Алексея Нахального. И где они теперь?»

А действительно. Где?

* * *

— Никогда не имел дел с этим «защитником униженных и оскорблённых», — категорично заявил Ратибор Горыныч, поднимая вверх ладони.

Я пожал плечами.

— Так… спросил на всякий случай.

Горыныч хмыкнул.

— Пару раз он пытался выйти со мной на связь. Но сразу пошёл нахер.

— А что так? — уточнил я, вертя в руках очередной кусочек чёрного хлеба с салом. — Мне казалось, люди твоих занятий… не должны быть слишком уж щепетильными.

— Дело не в щепетильности, — пояснил Горыныч, набулькивая водки в стопку. — Дело в политике. Я, конечно, дела свои веду по-всякому, и, может быть, нажил прилично врагов. Но всё-таки старался всю жизнь держаться подальше от политики, насколько это возможно. А Нахальный — ровно наоборот, только и рад, что нырять туда с головой.

Он замер, опрокидывая стопку, и быстро зажевал алкоголь закуской.

— Но, если хочешь моё мнение насчёт него, — продолжил он после этой паузы, — то он и правда… неприятный союзник. Считает себя поборником правды, этаким апостолом честности. Но при этом в своих делах не гнушается ничего.

— Цель оправдывает средства, — согласился я. — И всё-таки, на кого он работает?

Горыныч поглядел вначале на меня, затем на Илону Медведеву, примостившуюся в кресле на другом конце комнаты и что-то читающую.

— Не поверишь, — отозвался он. — Ни на кого. Сам в своё время копался, заинтересовавшись вопросом, и сам был в шоке, узнав ответ.

— Хочешь сказать, он действительно одиночка? — я приподнял бровь. — Ты ещё скажи, что он действительно идейный.

Горыныч пожал плечами.

— Утверждает, что идейный. И, знаешь, за все те несколько лет, что он здесь портит атмосферу не было ни одного случая, доказывавшего бы обратное.

Я покивал. Что ж, встречаются и такие… и, наверное, именно такие репортёры-разоблачители опаснее всех прочих. Продажного журналиста можно подкупить, охотника за славой — напугать. Но с человеком, вбившим себе в голову какую-то идею, действительно мало что сделаешь.

— А что насчёт твоего вопроса, — неторопливо, степенно продолжал Ратибор, — касательно его врагов… думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, как тут обстоят дела. Берёшь список аристо с перечнем всех членов семей, закрываешь глаза, тычешь пальцем — и попадаешь в человека, который не любит Нахального.

— Ясное дело, — согласился я. — Но при этом, уверен, половина аристо — особенно те, что помельче — на голубом глазу сотрудничали с ним.

— Само собой, — кивнул Горыныч. — Среди его «поставщиков жареных сенсаций» полно аристо, сводящих старые счёты и стремящихся подняться за счёт других.

Мы молча покивали друг другу; Горыныч деловито мастерил себе новый бутербродик.

— Но я вообще-то о других врагах, — пояснил я. — О тех, кого ему удалось… скажем так, уничтожить. Сбросить с пьедестала, вывести из игры… судя по гонору самого Нахального, их должно быть немало.

Горыныч задумчиво почесал лысину.

— Понял, о чём ты… но, знаешь, тут я не особо могу тебе помочь.

— Неужели не знаешь ни одного? — прищурился я.

— Знаю, и предостаточно, — отозвался Ратибор. — Мелкие аристо, среднего пошиба главы СБ. Да и среди моих «коллег» таких ребят полно, особенно среди тех, кто любит играть по-грязному. Куча народу, когда-то обладавшая властью — в тех или иных масштабах — а затем, как ты изволил выразиться, сброшенная с пьедестала. Даже не задумываясь, назову тебе десятка полтора.

— Ну и? — не понял я.

— Ну и то, — хмуро дёрнул ртом Горыныч, — что падать с пьедестала больнее, чем ты думаешь.

— Хочешь сказать…

— Считаешь, такие люди сидят у себя дома, на сытом «заслуженном отдыхе», и со светлой печалью вспоминают былые деньки? — Горыныч покачал головой. — Вот только чёрта с два. Эти люди лишились всего — буквально всего. Нахальный не из тех, кого устраивают полумеры. Если он заполучает какой-то компромат, какое-нибудь оружие, то вгрызается в жертву бульдожьей хваткой и не останавливается до тех пор, пока не уничтожит её полностью, по всем фронтам.

Он опрокинул в себя ещё одну стопку; я покосился на стоящую рядом со мной, нетронутую. И правда, как старик умудряется столько пить и не терять здравый рассудок?