Главный подозреваемый

– А они меня не спрашивали, – парировал я. – Вы меня, конечно, извините, – сказал я твердо, заканчивая разговор, – на мне надо в поместье ехать, меня родители ждут, волнуются.

– А не боишься меня одного в ваших кладовых оставить? – усмехнулся Хахаль.

– Да вы и так в любой момент можете сюда зайти, – ответил я.

– А ты еще и умный. Нехороший и умный – опасная смесь.

Я замешкался с хлестким ответом. В этот момент дверная ручка тихо и медленно повернулась. Хахаль поднес палец к губам, так и простоял около минуты, прислушиваясь. Потом сказал тихо:

– И кто бы это мог быть?

– Наверное, Алексей Михайлович, – боюсь, что легкая дрожь в голосе выдала меня.

– Строгий мужчина, – согласился Хахаль. – Это дверь в его подъезд? – я кивнул. – У него здесь есть кладовая? – я ткнул пальцем. – И ему это сильно не понравится? – он показал глазами на замок. Я затряс головой, хотя, подозреваю, голова у меня тряслась и до этого. – Так, может, откроешь? – он вновь показал глазами на замок.

У меня как гора с плеч свалилась, я открыл замок, вынул его из ушек и тут же спрятал в рюкзак, с глаз долой. В этот момент ручка вновь повернулась, дверь открылась, и на пороге появился Алексей Михайлович, на сильном взводе. Он остолбенел, увидев Хахаля, но тут же пришел в себя и строго спросил:

– Кто вы такой и что вы тут делаете?

– Кто я такой, вы знаете, мы с вами вчера вечером встречались при весьма скорбных обстоятельствах, – спокойно ответил Хахаль. – Что же до того, что я тут делаю… Вот, помог молодому человеку подарки до кладовки донести, ему вчера, знаете ли, целый мешок подарков подарили, одному не уволочь.

– А это откуда? – Алексей Михайлович заметил ушки.

У меня внутри все сжалось, но Хахаль взял инициативу на себя.

– Менты поставили, говорили что-то такое, когда по лестнице проходили.

– А почему замок не навесили? – подозрительно спросил Алексей Михайлович.

– Ну это же менты! У них левая рука не знает, что делает правая.

– А почему дверь не открывалась? Я пять минут назад пробовал зайти, – впился Алексей Михайлович.

– Я, наверно, привалился, – с какой-то непонятной растяжкой ответил Хахаль. – Я, знаете ли, когда с кем-нибудь разговариваю, не по стойке смирно стою, а норовлю к чему-нибудь привалиться.