Главный подозреваемый

По дороге он сделал несколько звонков. У него были два клиента – игроки в мини-футбол; если кто не знает, это такой маленький футбол в закрытых помещениях, – и оба хотели попасть в Национальную футбольную лигу, пока не закрылся канал с драфтом отказов. Майрон позвонил в несколько команд, но никто не проявил интерес. Многие спрашивали его об убийстве. Он сразу закрывал тему. Шансы на успех были призрачными, но Майрон не сдавался. Такой уж он человек. Пытался сосредоточиться на работе, с головой уйти в любимое дело, которым зарабатывал на жизнь. Но внешний мир просачивался и в эту крепость. Он думал об Эсперансе, несправедливо упрятанной в тюрьму. Он думал о Джессике в Калифорнии. Он думал о Бонни Хейд и ее ребятишках, оставшихся без отца. Он думал о Клу, лежащем в формальдегиде. Он думал о звонке своего отца. И как ни странно, он все еще думал о Терезе, оставшейся на острове.

Других мыслей он не допускал.

Оказавшись в Маттонтауне, – район в Лонг-Айленде, где раньше как-то не удосужился побывать, – Майрон свернул в густой лес. Ехал по пустой дороге пару миль, миновал два или три перекрестка. Наконец шоссе уперлось в железную ограду с маленькой табличкой: «Майоры». На воротах имелось несколько камер видеонаблюдения и домофон. Он нажал кнопку. Ответил женский голос:

– Чем могу помочь?

– Майрон Болитар, к Софи Майор.

– Пожалуйста, проезжайте. Машину можно оставить перед домом.

Ворота открылись. Майрон повел автомобиль вверх по пологому холму. По обеим сторонам дороги тянулись высокие изгороди. Ощущение, как у мыши в лабиринте.

Он заметил еще несколько камер, а дома все не было. Добравшись до вершины холма, увидел заросший травой теннисный корт и поле для крикета. Натуральная Норма Десмонд[25]. Сделал еще поворот. Дом оказался прямо перед ним. Слов нет, настоящий особняк, хотя Майрону приходилось видеть дома и побольше. По желтой лепнине тянулись виноградные лозы. В окнах, похоже, были витражи. Все это здорово отдавало «ревущими двадцатыми». Майрон вдруг ощутил, что ждет, как вслед за ним к крыльцу подкатят Скотт и Зельда[26]. Наваждение какое-то.

Подъездная аллея где-то с середины оказалась усыпана гравием вместо асфальта. Камешки громко хрустели под колесами. В центре круглой площадки, футах в пятнадцати от двери, красовался фонтан. Посередине стоял голый Нептун с трезубцем. Майрон решил, что это уменьшенная копия фонтана с площади Синьории во Флоренции. Вода била, но не слишком высоко и довольно вяло, словно кто-то поставил переключатель на «легкое мочеиспускание».

Майрон остановил машину. Справа виднелся бассейн в форме идеального квадрата с плавающими в воде кувшинками. Живерни[27] для бедных. В саду белели статуи, тоже в каком-то старинном итальянском или французском стиле. Венера Милосская, только с целыми руками.

Майрон вышел из автомобиля и остановился. Вспомнил, о чем придется говорить, и чуть не повернул обратно.

«Черт возьми, – подумал он, – как я смогу рассказать этой женщине, что ее пропавшая дочь расплавилась на моей дискете?»

Ответ он так и не придумал.

Дверь открылась. Небрежно одетая дама провела его через коридор в просторную комнату с высоким потолком и большими окнами, где виднелись, увы, все те же статуи и зелень. Обстановка была более или менее выдержана в стиле арт-деко, хотя, похоже, старались не особо. Миленько. Если не считать развешанных по стенам охотничьих трофеев. На полках сидели какие-то таксидермированные птички. Вид у них был недовольный. Еще бы. Кто бы на их месте радовался?

Майрон обернулся и увидел голову оленя. Он стал ждать Софи Майор. Олень тоже ждал. Зверь выглядел очень терпеливым.

– Выкладывайте.

Он оглянулся. Софи Майор в простой рубашке и запачканных джинсах, этакий ботаник на уик-энде.

Майрон не стал ломать голову над вступительной фразой и выдал:

– Выкладывать что?

– Все, что думаете об охоте.

– Я вроде ничего не говорил.

– Да ладно, Майрон. Вы считаете охоту варварством, верно?

– Меня это не очень волнует. – Майрон пожал плечами.

«Вранье, но какого черта?..»

– Но вы ее не одобряете, не так ли?

– Кто я такой, чтобы судить?

– Какая толерантность. – Она улыбнулась. – Однако сами вы этим не стали бы заниматься, правда?

– Охотиться? Нет, это не мое.

– Считаете, это бесчеловечно. – Она кивнула на голову оленя: – Убивать маму Бэмби и все такое.

– Просто не в моем вкусе.

– Понимаю. Вы вегетарианец?

– Стараюсь избегать красного мяса, – ответил Майрон.

– Я говорю не о здоровье. Вы когда-нибудь ели убитых животных?

– Да.

– Значит, вы думаете, что убивать курицу или, скажем, корову гуманнее, чем оленя?

– Нет.

– Вы знаете, какие мучения испытывают коровы, когда их ведут на бойню?

– Уводят, – вставил Майрон.

– Простите?

– Уводят. Они не возвращаются.

– Я ем то, что убиваю, Майрон. Вашего друга, – она кивнула на терпеливого оленя, – освежевали и съели. Так вам больше нравится?

Майрон задумался.

– Мы вроде не собирались ужинать?