Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ

Гульбеддин Хекматияр, сидевший по другую сторону от Моджадедди, слегка подался вперед в кресле и внимательно посмотрел на меня. Он выглядел очень внушительно, и другие невольно последовали за его движением. Хекматияр был самым непроницаемым из афганских лидеров, самым «сталинистским» из всей «Пешаварской семерки», поскольку, не колеблясь, отправлял на смерть любого нарушителя партийной дисциплины. Он был единственным лидером, который вызывал споры как в Вашингтоне, так и в Москве, где его вариант параноидального фундаментализма в равной степени вызывал тревогу. В КГБ была специальная дезинформационная группа, которая имела своей целью внесение раздоров среди членов «Пешаварской семерки», и Гульбеддин Хекматияр — как фаворит Пакистана — был ее основным объектом. Москва смешивала известные факты с традиционными фантазиями КГБ. Например, была история о том, как радикал кабульского университета Гульбеддин обезображивал кислотой лица афганских девушек, отказывавшихся носить чадру. Он изображался хладнокровным убийцей, который своими руками уничтожал бойцов Сопротивления, нарушивших кодекс верности. Активно распространялся сфальсифицированный приказ Гульбеддина одному из своих подручных, в котором ставилась задача уничтожения других лидеров афганского сопротивления.

Хекматияру было около 40 лет. Это был мужчина среднего роста и телосложения с темной, оливкового цвета, кожей и угольночерной бородой. Одет в традиционный светло-серый шерстяной шалвар-камез[52], расстегнутый на груди темный жилет и туго повязанный черный тюрбан. Прежний однокашник Ахмад Шаха Масуда Гульбеддин теперь стал смертельным врагом панджшерского командира. Одних сталкивающихся амбиций оказалось достаточно для того, чтобы «держать их на расстоянии обнаженной сабли», но этнические противоречия — Масуд таджик, а Хекматияр пуштун — добавляли элемент племенной вражды, который приумножал их взаимную ненависть. Несмотря на то что в прошлом они иногда взаимодействовали на поле боя, к настоящему времени оба разрушили все возможные точки соприкосновения. Соперничество этих двух лидеров будет до самого конца войны оставаться проблемой, а в последующие годы станет предпосылкой для еще более яростной междоусобицы.

Я следил, как Хекматияр перебирал свои агатовые четки, и ждал, когда он заговорит. Но он молчал, и инициатива в разговоре снова перешла к генералу Ахтару, который внимательно наблюдал наш молчаливый диалог и теперь решил снова привлечь внимание присутствовавших к своей персоне.

— Для достижения безусловного успеха данной программы вооружений я прошу каждого из вас взять под свой личный контроль эти новые зенитные ракеты. Если хоть один образец этого оружия попадет в руки противника или если я услышу, что хоть одна ракета продается посторонним, вы будете лично отвечать за это. Любое отступление от этих обязательств будет серьезным предательством джихада.

Наставления Ахтара были высокопарны и слишком официальны, но он подчеркнул эти правила специально, чтобы я это слышал. Ссылки на ислам и джихад были «гарниром» для слушателей.

Гульбеддин был первым, кто уловил сигнал Ахтара о начале обмена мнениями. Он начал говорить сдержанным тоном по-пуштунски, но через несколько секунд Ахтар прервал его.

— Инженер Гульбеддин, — сказал он, едва скрывая раздражение, — пожалуйста, говорите по-английски. У вас превосходный английский язык.

— Конечно, генерал, — ответил Гульбеддин и продолжил фразу на чистом английском без какого-либо заметного акцента. — Я хочу воспользоваться этим случаем, чтобы выразить благодарность афганского народа президенту Зие и вам, генерал Ахтар, за постоянную поддержку, которую вы и ваши соотечественники оказываете нам в трудный час. Я также хочу поблагодарить нашего друга за помощь, которую правительство его страны оказывало нам в прошлом через Пакистан. Эта помощь позволила нам противостоять русским оккупантам, а теперь и остановить их.

— Благодарю вас, инженер Гульбеддин, — снова прервал его Ахтар. — Думаю, что мы можемдвигаться дальше.

Неожиданное вмешательство Ахтара удивило не только меня. Даже Раббани оторвал взгляд от пола. Гульбеддин был любимцем Пакистана — Зия и могущественные исламские партии видели в нем пакистанское «решение» для послевоенного Афганистана, — а тут его обрывают. Я решил, что Ахтар опасался, что он может высказать какие-то претензии к США, и не хотел, чтобы тот в ходе нашей первой же встречи сам рубил сук, на котором сидел.

Послышался другой голос, несколько разрядивший обстановку. Я взглянул налево и увидел пира[53] Саида Ахмад Гелани, единственного из лидеров «семерки», пришедшего на встречу в костюме из кашемира и шелка, а не в традиционном шалвар-камезе.

— У меня нет никаких возражений против требований строгой отчетности, — сказал он. — И я гарантирую, что бойцы Национального исламского фронта Афганистана выполнят свой долг по защите доверенных им ракет.