Главный противник. Тайная война за СССР

Тогда система подготовки была не такая, как сейчас. Академии и всего прочего не существовало. Маленькие деревянные избушки, разбросанные по всей Московской области. Принималось в спецшколу человек по 15–20. На моем объекте обучались 18 человек, четыре языковые группы — по 4–5 слушателей в каждой. Группки крошечные, и друг друга мы совсем не знали. Да, такая вот конспирация. Она себя здорово оправдывала. Я, например, учился в одно время с Феклисовым и Яцковым. (Знаменитые разведчики, приложившие руку к похищению секретов немирного атома, оба Герои России — Н.Д. ) Но познакомились мы уже после возвращения из своих первых и весьма долгосрочных загранкомандировок. К чему лишние разговоры, лишние встречи?

Вскоре мы поняли, что нас принялись резко подгонять. Целый ряд предметов был снят, и засели мы только за язык. Занимались совершенно по-зверски. Каждый день — шесть часов английского с преподавателем плюс три-четыре часа на домашние задания.

Не успел я отгулять отпуск, как меня — в английское отделение госбезопасности. Месяц стажировки в МИДе, а в ноябре меня уже откомандировали в Англию. Спешка страшная. Европа воюет, а английской резидентуры как бы и нет. В 1939 году по указанию Берии ее закрыли как гнездо «врагов народа». Отозвали из Лондона всех и агентуру забросили. Только в 1940-м поехал туда резидентом Анатолий Горский. Приказ простой: срочно восстановить связи, отыскать Филби, обеспечить немедленное поступление информации. А на помощь Горскому отправили двух молоденьких сосунков — меня и еще одного парнишку из таких же недавних выпускников.

В Англию я уехал в ноябре 1940-го. Нас в резидентуре — только трое, а работы… О первом соприкосновении с атомной проблематикой я вам уже рассказывал. Горский решил, теперь понимаю, абсолютно верно, что мне, инженеру по образованию, и заниматься научной разведкой. А ведь еще за год до этого о такой специализации у нас и не думали.

Хотя к концу 1940 года в Службе внешней разведки в Москве уже сформировалась маленькая группа из четырех человек во главе с Леонидом Квасниковым (тоже в будущем Герое России. Все названные Барковским коллеги, занимались именно атомной разведкой — Н.Д. ). Инженер-химик, выпускник Московского института машиностроения, он имел представление о ядерной физике. Следил за событиями в этой области и, конечно, не мог не заметить, что статьи по ядерной проблематике вдруг, как по команде, исчезли из зарубежных научных журналов.

Идея создания атомного оружия витала в воздухе. Над ней задумывались и в США, и в Англии, и в Германии, да и у нас тоже. Но там дело поставили на государственные рельсы: им занимались специально созданные правительственные организации. В СССР ограничились учреждением неправительственной Урановой комиссии в системе Академии наук. Ее задачей стало изучение свойств ядерного горючего — и все. С началом войны комиссия прекратила существование. Между ней и разведкой никаких контактов не было.

Квасников не знал, что есть Урановая комиссия, комиссия и не подозревала, что существует новорожденная научно-техническая разведка. Зато он знал о работах наших ученых, о тенденциях в странах Запада. Выстраивалась стройная система: пора браться за атомную разведку. И родилась директива, на которую откликнулись люди из «Кембриджской пятерки».

Таким было начало. Задания технического профиля резидент Горский передавал уже мне.

Англичане шли в ГПУ добровольно.

— Владимир Борисович, а нельзя ли узнать о ваших личных контактах с агентами поконкретнее? Вы завербовали ученых-атомщиков? Как? Кем были эти люди?

— Ну, не все было так примитивно. Обрабатывая доклад Маклина, я впервые столкнулся с атомной проблематикой, это и заставило меня засесть за учебники. Я принял на связь человека, который пришел к нам сам, безо всякой вербовки, желая помочь и исправить несправедливость.

— Коммунист? Борец за социальные права? Ведь по вашим правилам работать разведчикам с членами компартий было запрещено.

— Коммунист, но в войну было не до этих самых правил! А несправедливость, по его мнению, заключалась в том, что от русских союзников утаивались очень важные работы оборонного значения. На первой встрече он мне начал с таким воодушевлением что-то объяснять, а я лишь имел представление о строении ядерного ядра и, пожалуй, не более.

— Это был Фукс, который потом и выдал все атомные секреты?