Главный пульт управления

Ефиму показалось, неизвестный агрегат сейчас хрупнет в его могучей руке и посыплется на стол разноцветной металлической крошкой.

Инженер Мамчин всю жизнь поднимал гири. Когда-то он занимал призовые места на заводских и даже общегородских соревнованиях гиревиков. Десятилетия общения с железом не прошли даром, его мышцы отвердели настолько, что, даже случайно столкнувшись с ним в дверях, можно было получить перелом одной из конечностей.

– Хозяин! – повысил майор голос.

Инженер потер ладонью блестящий купол своей головы, отложил загадочный агрегат и взглянул в сторону входа. У Шуры были блестящие серо-голубые глаза. Вокруг них – густые щеточки ресниц непроглядного угольного цвета. Можно было предположить, что мастер по изготовлению людей отслоил их острым резцом от куска антрацита с угольного склада заводской электростанции.

– Ефим Алексеевич, – весело крикнул Мамчин, – рад тебя видеть! Заходи! У меня, как раз, чай кипит!

На краю металлического стола, высился большой стеклянный цилиндр на толстой металлической подставке. В нем лопалась жемчужными пузырями бурлящая вода. В верхней части цилиндра помещался еще один – маленький. На его дне горкой лежали чайные листья. Вода в этом цилиндрике на глазах окрашивалась во все более густой темно-янтарный цвет. Это был «чаегрей» – специальный прибор для приготовления чая, придуманный самим инженером Мамчиным.

Как утверждал Александр Михайлович, «чаегрей» не только кипятил воду, но и очищал от вредных примесей, обогащал кислородом и намагничивал. А во время заварки извлекал из чайных листочков максимальное количество полезных дубильных и стимулирующих организм веществ. Тима Топталов считал, что «чаегрей» можно использовать и для приготовления лагерного чифира. По мнению Тимофея Павловича, этот чифир мог дать сто очков вперед любому другому, даже созданному по знаменитому магаданскому рецепту с двойным медленным кипячением.

В отношении этого утверждения ни создатель прибора, ни Ефим ничего сказать не могли, по причине отсутствия личного опыта, но то, что приготовленный в «чаегрее» коричневый напиток всегда оказывался удивительно мягким и бодрящим, за это они готовы были ручаться.

Шура порезал на тонкие кружочки домашнюю жареную колбасу, и к запаху канифоли примешался густой домашний кухонный аромат.

– Угощайтесь, Ефим Алексеевич! – сказал он. – Соседка Глафира, да ты ее знаешь, приемщицей на танковой сборке работала, сегодня большую сковородку нажарила. А колбасу сама делала! Фарш, как положено, с язычком! Немного чесночка и молотого перчика! Вещь!

Ефим взял рукой кружок колбасы, попробовал.

«Действительно, – вкусная штука, – отметил он. – В поселке еще денек побудешь, в брюки потом утром не влезешь! И ведь не сказать, что здесь живут какие-то особо зажиточные люди… Скорее, наоборот. А вот, поди ж ты, нигде так не кормят! Ни на авиазаводе, ни на агрегатном… Просто, любят в поселке жизнь, что ли?»

Александр Михайлович между тем разлил чай в колбочки из термостойкого стекла. Они были веселого оранжевого цвета. Чай в них казался особенно красивым – солнечным.

Майор поднес колбочку к губам.

Он давненько не пробовал напиток из «чаегрея» и, с непривычки поразился приятному вкусу: «Вот уж чай, так чай! Прямо – коньяк!»

– Над чем, Александр Михайлович, раздумываешь – голову ломаешь? – спросил Ефим. – Как стиральную машину в вертолет переделать?

– Это просто! – причмокнув, ответил Шура. – Сложно другое.

Ефим взял очередной кружок остро пахнущей домашней колбасы, и перед тем, как отправить ее в рот, спросил:

– Что для тебя – сложно?

– Сложно понять, как у нас с нашей наукой у нас вообще хоть что-то получается… – слегка развел ладони в стороны инженер. – Вот почему Ахиллес все-таки догоняет черепаху?

– А что, – не должен? – на всякий случай спросил Ефим.

– Если верить математической логике, то – нет, – покачал головой инженер. – Конечно, за какое-то время быстрый Ахиллес обязательно догонит медленно ползущую черепаху. Но ведь в это время она тоже не будет стоять на месте, и уползет вперед. Ахиллес преодолеет и это разделяющее их теперь небольшое расстояние. Но за это время черепаха хоть немного, но все-таки опять продвинется вперед. Ахиллес снова догонит. Черепаха снова уползет. И так без конца. Получается, как бы близко Ахиллес не подобрался к черепахе, он все равно никогда ее не догонит. Но в жизни ведь не так! Или ты, Ефим Алексеевич, будешь спорить?

– Спорить не буду! – ответил Мимикьянов. – Знаю я эту байку. Ее один древний грек по имени Зенон еще две с лишним тысячи лет назад придумал.

– Вот! – сделал солидный глоток чая Шура. – Зенон же не просто сказки рассказывал. Он спрашивал: где в рассуждениях ошибка? За две тысячи лет никто ошибки так и не нашел. Ахиллес в теории не должен догонять черепаху, а в жизни почему-то всегда догоняет! Логика утверждает одно. Жизнь – другое.

– Ладно! – махнул рукой на официальную науку Ефим. – Ты, лучше Шура вот что мне скажи: откуда ты Чапеля знаешь?