Главный пульт управления

Но тревога оказалась ложной: дверца машины распахнулась, и из «Нивы» пробкой выскочил Ренат Абсалямов – заместитель директора Машиностроительного завода имени Бачурина по режиму и безопасности. Когда-то Ренат Николаевич работал в милиции и, носил капитанские погоны. С тех пор прошло лет пять.

– Ефим Алексеевич! – закричал он. – А я тебя по всему поселку с собаками ищу! Генеральный твоему начальству звонил, а оно говорит, ты – у нас в поселке! Директор мне: срочно найди! Я и туда и сюда, а ты – как сквозь землю провалился! Оскольцева говорит, тебя видела, Тима Топталов говорит, тебя видел, Тесменецкая сказала, ты где-то в поселке! А где – никто не знает! И вдруг вижу: ты идешь, собственной персоной! А ты чего к нам-то не зашел?

– С народом беседовал, – ответил Мимикьянов. – Но к вам тоже собирался. Просто не успел пока.

– По Чапелю роешь?

Майор кивнул:

– Не каждый же день в поселке люди пропадают!

– Ай, не говори! – всплеснул руками заместитель директора по режиму. – Никогда такого не было! Мы тут уж все прочесали! Как шайтан унес! Ну, никаких зацепок, прямо – ничего! Мы с милицейскими оперативниками уж все подошвы истерли!

«Да уж, подошвы вы истерли! – заметил про себя майор. – Ни одного свидетеля, видевшего Чапеля после выхода из заводоуправления, не установили. Никого, как следует, не опросили. До гостиницы дошли – вот и весь ущерб подошвам. Ну, работнички! Драть вас некому!»

Вслух же майор произнес:

– А чего я Эдуарду Петровичу так срочно понадобился-то?

Ренат выкатил живые ореховые глаза:

– Да, сам не знаю! Ничего не сказал! Только – срочно найди и все! Ты ж знаешь, как у него всегда: вынь, да положи! Так что, садись ко мне, и поехали!

– Ну, поехали, – кивнул майор и залез на переднее сиденье. Ренат дернул рычаг переключения скоростей и нажал педаль сцепления ногой в новеньком светло-желтом ботинке. Ефим отметил: одетый в отглаженный белый костюм Ренат вообще выглядел сегодня так, будто ему предстояло посетить торжественный прием.

«Нива», нетерпеливо дернулась, словно норовистая лошадка, и побежала по летней улице.

За столом приемной Генерального директора Машиностроительного завода имени Бачурина молчаливо сидела царственная секретарша с прической в виде высокой пепельной башни. Майор напряг память и понял, кого она ему напоминает. Аристократок с иллюстраций из прочитанной им когда-то книги об истории Франции периода Великой революции.

Абсалямов вопросительно посмотрел на хозяйку приемной.

Женщина выдержала паузу и величаво кивнула башнеподобной прической. Ренат Николаевич потянул на себя стеганую кожаную дверь с массивной, будто вырезанной из броневой стали пластиной: Эдуард Петрович Недорогин.

Директор их ждал.

Он поднялся из-за высокого стола, как только Ефим с Абсалямовым показались на пороге кабинета.

– Ефим Алексеевич! – вытянул он перед собой руку, двигаясь навстречу вошедшим с неудержимостью штурмового танка. Рядом с Недорогиным Ефим Мимикьянов, сам мужчина высокий и плечистый, всегда чувствовал себя так же, как, наверное, могла бы чувствовать себя цветочная ваза рядом с ожившим платяным шкафом. Лицо Эдуарда Петровича было цвета хлебной горбушки, а над широким лбом топорщился упрямый серебристый ежик.

Майор пожал протянутую ему руку.

– А я как узнал, что ты в поселке, сразу своему режимнику сказал, – директор кивнул в сторону Рената, – давай сюда, Ефима Алексеевича! А сам-то, что не зашел?

– Ну, что я буду занятых людей от важных дел отрывать? – ответил майор.

– Э-э-э! – махнул медвежьей лапой Недорогин. – Для хорошего человека и оторваться – не грех! Приземляйся, Ефим Алексеевич! – показал он на темный угол кабинета. Там в большой лакированной кадке росла тропическая пальма. Но участь попугая или обезьяны майору не грозила. Под пальмой угнездились низенький столик и три кожаных кресла.

Увидев, что Абсалямов тоже направился в угол кабинета, Эдуард Петрович, повернул к нему голову и с железной директорской мягкостью произнес:

– Спасибо Ренат Николаевич! Иди! Побудь пока у себя. Через часок я тебе звякну.

Абсалямов хотел что-то сказать, но, взглянув в лицо директора, молча направился к двери и вышел из кабинета.

– Коньячку? – спросил Эдуард Петрович у Ефима, открывая дверцу, вмонтированного в стену бара-холодильника. Он вытащил оттуда никелированный подносик. На нем высилась бутылка темно-коричневого коньяка «Баку», стеклянные стопочки и плоское блюдо. На блюде лежали бутерброды с бархатистой черной икрой.

– Икра – наша, сибирская, – заметил Недорогин, – сам под Тарой пару во-о-от таких стерлядок вытащил! – раздвинул он руки, но не чрезмерно, в пределах правдоподобия.

На просторном директорском столе зазвонил один из многочисленных телефонных аппаратов. Но Эдуард Петрович отвлекаться на звонок не стал, продолжал: