Главный рубильник (сборник)

– Хастерза дождется, что морщины покроют лицо, груди обвиснут, и Нигнас обратит единственный глаз в другую сторону, – засмеялась первая.

– Тогда ей и Абас не поможет, – ответила третья. – Он еле дышит к тому же. Не переживет эту зиму!

– Так может отвести его в Хаттусас и погадать на внутренностях Абаса о пропавшем Цохаре? – громко спросила третья. – Хоть какая-то польза!

Эфрон молча набрал мутной воды в оба кувшина, поставил их в корзины и заторопился к саххану. Эти перепалки происходили всякий раз, когда он приходил к источнику. И даже слова были одни и те же. Именно поэтому и Абас предпочитал не показываться здесь вместе с ним.

– Куда ты спешишь? – закричала одна из женщин. – Ты не ответил ни на один вопрос! Или ты не понимаешь язык неситов? Сказать все то же по-лувийски? Или ты теперь говоришь только по-арамейски, как ваша рабыня? А вон и Каттими бежит! Сейчас мы ей все повторим, а она переведет для тебя!

– Эфрон! – произнесла, задыхаясь и коверкая слова, смуглая девчонка. – Беги к саххану. Надсмотрщик прибыл со стражниками и крестьянами. Они рубят дерево твоего отца.

– Ой! – заголосили, хватаясь за головы, женщины.

– Позови Нигнаса, Каттими! – крикнул Эфрон.

Эфрон перестал чувствовать тяжесть меча. «Рубят дерево твоего отца», – звучал в голове испуганный голос Каттими. Еще издали он увидел фигуры людей среди виноградных кустов. Спотыкаясь, мальчик вбежал в круг. Надсмотрщик, двое стражников и несколько крестьян стояли вокруг граната. А у ствола, сжимая в руках мотыгу, сидел Абас. Мертвый. Лицо его было спокойно и торжественно. Красное пятно расползалось на втянутом животе.

– Мальчишка! Наглец, который не считает нужным согнуть спину перед слугой Муваталлиса! – завизжал надсмотрщик. – Твой раб едва не поранил меня мотыгой. Ты ответишь перед табарной! Ты и твоя мать станете рабами! Я смешаю вас с пылью!

Чувствуя, что холодом охватывает пальцы, Эфрон дотронулся до плеча Абаса. Старик повалился в сторону. Ствол граната не был поврежден. Мальчик огляделся. Не менее пяти кустов виноградника лежали навзничь, и земля вокруг них стала влажной от раздавленных гроздей. Несколько овец в отдалении сбились в испуганный гурт. Мальчик огляделся еще раз, вдохнул полной грудью, снял с меча ссохшиеся кожаные ножны, отбросил их в сторону, ухватился за рукоять двумя руками.

– Уйди. Ты не тронешь моего дерева.

– Боги помутили твой разум, щенок, – завизжал надсмотрщик. – Твоя мать ни сикеля не отдала в этом году за саххан. Я выполняю закон. Если кто-нибудь имеет поле как дар табарны, он несет службу, связанную с этим владением! Саххан должен быть освобожден!

– Я подрасту, и буду служить табарне Муваталлису за этот саххан, – твердо сказал Эфрон. – Не тронь дерева. Или попробуй убить меня.

«Не посмеет, – подумал про себя Эфрон, – Не посмеет убить свободного несита. Сына воина Цохара».

– Что? – растерялся надсмотрщик, оглядывая испуганных крестьян и недоумевающих стражников. – Ты думаешь, что я отправлюсь в Хаттусас спрашивать разрешения табарны, чтобы справиться с каким-то нищим бродяжкой? Уйди щенок!

– Не тронь дерева! – упрямо повторил Эфрон, чувствуя, что руки его начинают дрожать, и капли пота скатываются со лба. – Не ты дал эту землю моему отцу. Пока он жив, никто не имеет право отнять ее у моей семьи. Я сын воина табарны Муваталлиса. Я сам буду воином Муваталлиса!

– Кто тут собирается стать моим воином? – неожиданно раздался с дороги властный голос.

Эфрон обернулся и увидел склонившихся крестьян, нескольких воинов на могучих конях и три богатых колесницы, с одной из которых ступал на камни человек среднего роста. Золотом отсвечивала его одежда. Воины сошли с коней и встали у него за спиной.

– Пата, что тут происходит? – обратился он к надсмотрщику по имени.

– Прости меня, табарна, – скорчился в поклоне надсмотрщик. – Да продлят боги годы твоего правления! Этот саххан был отдан воину, который погиб во время похода против Рамсеса. Его вдова ни сикеля не заплатила за землю в этом году. И я прибыл вырубить растения и отобрать саххан. Но встретил сопротивление. Сначала этот раб напал на меня, а теперь мальчишка угрожает мне мечом!

– Так это? – нахмурился Муваталлис, обернувшись к Эфрону.

Мальчик взглянул в закипающие яростью глаза и понял, что не может сказать ни слова.

– Не так, – раздался тихий голос из-за спины стражников.

Это был Нигнас.

– Выпрямься Нигнас, – сказал Муваталлис. – Я узнал тебя. Ты заслужил право стоять с прямой спиной в моем присутствии. Что ты скажешь об этом?

– Этот саххан был пожалован на время службы воину Цохару. Ты должен помнить о нем, табарна Муваталлис. Когда пять лет назад войско Рамсеса подходило к Кадешу, он был послан вместе с другим воином-лазутчиком. Они притворились перебежчиками, сказали, что хетты ушли к Халебу. И повторили эти слова после пыток. Это позволило напасть на войско Рамсеса внезапно и покрыло славой твои войска, Муваталлис. Но ни мертвого, ни живого Цохара и его напарника так и не нашли. Этот мальчик – сын Цохара. Он считает своего отца живым и отстаивает здесь его честь.