Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро

Но вот жена генерала не так безмятежно переживала разлуку с Европой. Она постоянно думала о своей любимой матушке и очень горевала, что находится так далеко от нее и что ссылке этой не видно конца.

Чтобы отвлечь немного свою супругу от ностальгических мыслей, Моро решил в июле 1807 года отвезти ее на воды в Бостон. Он оставил Эжени там на несколько недель, где она познакомилась с супружеской четой из семьи французских роялистов по фамилии де Невиль, которые также находились в США в эмиграции. Это знакомство было для нее настоящим утешением, а мадам и барон Хид де Невиль оказали ей моральную поддержку.

«В ее честь был устроен бал, — пишет в одном из своих писем госпожа де Невиль, — Эжени была там настоящей королевой. Мне доставляло огромное удовольствие видеть, как она грациозно танцует, каждое ее движение доставляло радость всем гостям. Одного ее присутствия было достаточно, чтобы весь этот небольшой курортный городок преобразился у вас на глазах».

К сожалению, эта вспышка радости оказалась короткой, а затем последовала череда несчастий.

В конце 1807 года Моро получает известие о смерти своей младшей сестры Маргариты, затем в начале 1808 года из Франции пришло письмо, извещавшее о смерти госпожи Уло.

Эжени помрачнела и окунулась в глубокую скорбь. «Наша разлука убила ее», — говорила она. Эжени стала сильнее чем когда-либо проклинать эту ненавистную ссылку и Бонапарта.

Моро искренне сожалел о смерти тещи. Он трогательно вспоминал о ее великодушии и внимании, которое она ему оказывала. Он не принимал в расчет тот вред, который она нанесла, сама того не желая, слишком восхваляя его гордость и разжигая сверх меры ненависть против Бонапарта, вместо того чтобы ее погасить.

Несколько месяцев спустя смерть постучалась в дверь семьи самого Моро.

Она забрала их сына — маленького Евгения. Этого удара молодая женщина не смогла перенести. Полагали, что она вскоре умрет, но, благодаря заботам мужа и ласкам маленькой Изабель, а также теплой дружбе и участию госпожи де Невиль, она мало-помалу стала возвращаться к жизни. Однако Эжени больше не сомневалась в том, что климат Нью-Йорка и Моррисвиля не подходит ее дочери и что именно из-за него умер ее сын. Жан-Виктор тяжело переживал эту утрату. Его страдания еще больше усиливались от сознания того, что во всем виновата злая судьба.

Однако через некоторое время он узнал о заключении мира между Наполеоном и Россией, подписанном после сражения при Фридланде, и поздравлял себя за то, что отклонил предложения царя.

Впрочем, вскоре боль от расставания с Францией была скрашена прибытием в США, в надежде сколотить здесь состояние, его бывшего адъютанта полковника Рапателя, брата другого бывшего адъютанта — капитана Рапателя.

С ним Моро мог говорить обо всем на свете, клеймя при этом «мерзавца Бонапарта» — виновника всех их несчастий.

Будучи сердечно-фамильярным с преданным Френьером и с очень преданным Рапателем, Моро довольно долго не находил общего языка с бароном де Невилем, несмотря на крепкую дружбу, которая связывала их жен.

«Между генералом и мною, — пишет де Невиль в своих мемуарах, — существовала огромная пропасть. Он был ярый республиканец, а я — убежденный роялист. Он был со мной холоден, мало откровенен, и наша дружба все как-то не налаживалась».

Чтобы прервать монотонное течение жизни и лучше узнать Соединенные Штаты, Моро стал путешествовать. Иногда в сопровождении Френьера. Но в основном один со своим слугой-негром. Генерала видели в Трентоне и Филадельфии, где публика приветствовала его; в Новом Орлеане, где консул Франции господин Форг, давний знакомый Моро, пришел поприветствовать его в гостиницу, что вызвало гнев и возмущение Тюрро.

Затем Моро посетил часть Луизианы, притоки Миссисипи, расположенные рядом с Великими озерами, и знаменитый Ниагарский водопад.

* * *

Это были настоящие и рискованные экспедиции: практически по бездорожью, трясясь в двуколке то по ухабам, то в глубокой грязи, в зависимости от погоды и времени года. Но в конце тяжелой дороги всегда случались привалы, а вместе с ними пара метких выстрелов во время охоты на дичь Саванны, либо завораживающая рыбалка на тихой глади Великих озер.

Испытывал ли Моро тоже восхищение наедине с этими великолепными пейзажами, которое с таким трепетом описывал Шатобриан, его бретонский земляк, стараясь донести до европейских читателей эту красоту? Ничто не указывает на это в его письмах, по крайней мере, в тех, которые нам удалось разыскать. Тем не менее мы верим, что он, как истинный Водолей, испытывал романтическое чувство наслаждения окружающей средой, и природа восхищала его.

От писем Моро из Америки осталась лишь малая часть, так как в то время корреспонденция перехватывалась английскими патрульными судами или же, как он объясняет брату Жозефу в одном из писем, просто «выбрасывалась за борт командой, видя, что предстоит досмотр».