Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро

Говоря о стратегических итогах кампании Маренго, крупнейший немецкий специалист по стратегии граф фон Шлифен писал: «Бонапарт не уничтожил своего противника, но устранил его и сделал беспомощным, и в то же время он достиг цели кампании — завоевания Северной Италии». Маренго, несомненно, явилось важным поворотным пунктом в карьере Наполеона Бонапарта; если его победа сама по себе не выиграла войну, она прочно утвердила первого консула в его главенствующей роли. Он вернулся в Париж 2 июля и был встречен как герой. Однако многие свидетели отмечали, что празднование победы при Маренго не вызвало такого воодушевления, как можно было бы ожидать. «В годовщину 14 июля (день взятия Бастилии. — А. З.), — записала маркиза де Латур дю Пэн, — мы отправились на прогулку… на Марсово поле. После парада национальной гвардии и войск гарнизона показалась небольшая колонна около сотни воинов, одетых в рваные и грязные мундиры; некоторые с руками на перевязи, другие с забинтованными головами. Они несли знамена и штандарты, захваченные у австрийцев при Маренго. Я ожидала бурных, вполне заслуженных аплодисментов, но вопреки моим ожиданиям не было ни одного восторженного возгласа, ни знака радости. Мы были изумлены и возмущены». Несмотря на то что Наполеон назвал свою лучшую верховую лошадь Маренго, а бесчисленные обедающие и по сей день неосознанно почитают его успех, заказывая любимое блюдо Бонапарта — «цыпленка а ля Маренго», в июле 1800 года многие французы понимали, что это сражение не принесло мира. Первому консулу еще предстояло заслужить свою репутацию «миротворца».

Но мир никак не давался Наполеону в руки, несмотря на все усилия. Тогда он решил прибегнуть к дипломатии. С поля боя у Маренго он отправил обращение к австрийскому императору: «Коварство англичан нейтрализовало то действие на Ваше сердце, какое могли бы иметь мои простые и искренние предложения. Война стала актуальной. Тысяч французов и австрийцев уже не стало… Перспектива продолжения этих ужасов настолько угнетает меня, что я решил еще раз лично обратиться к Вам… Дадим нашему поколению мир и спокойствие».

* * *

Следует заметить, что к этому времени со смертью Дезе и Клебера (оба погибли в один день: первый от австрийской пули, другой от кинжала фанатика в Каире) Моро оказывался единственным, остававшимся еще в живых, великим представителем революционных традиций в военном деле.

Несмотря на быстрое ухудшение военной обстановки, обе главные австрийские армии были вынуждены принять только два перемирия — Мелас в Алессандрии и Край в Парсдорфе после того, как Моро взял Мюнхен и Ульм. Австрийский император продолжал сопротивляться всё возраставшему давлению в пользу принятия мира. Переговоры тянулись в Леобене почти все лето, но затем новый договор о денежной субсидии Англии в обмен на военную помощь, подписанный с премьер министром Питом, вынудил Австрию продолжать военные действия. Они были возобновлены 22 ноября 1800 г., и через шесть дней Моро получил приказ начать наступление на Вену.

* * *

Однако до начала новой кампании в судьбе нашего героя произошли счастливые изменения. После подписания перемирия в Парсдорфе 15 июля 1800 года, вначале Карно, а затем и первый консул ратифицировали его, и по декрету от 1 термидора VIII года была отчеканена медаль «в целях увековечения завоевания Баварии Рейнской армией». Моро мог гордиться своими солдатами, а они — своим генералом. Чувство глубокого патриотизма охватило всех — от простого солдата до генерала. Им была свойственна скромность, и в отличие от солдат Итальянской армии они пренебрегали излишним изобилием военной атрибутики — расшитых золотом мундирами, отороченных мехом ментиками, роскошными плюмажами и другими украшениями, которыми не брезговали солдаты, офицеры и генералы других армий, особенно Итальянской. Им были чужды всякие выскочки, такие как ожеро, мюраты и им подобные.

Примером скромности служил сам Моро. Он был очень храбр, но обладал свойственной ему сдержанностью. От него не слышали ни пафосных слов, ни жестов, ничего театрального. Моро отдавал приказы спокойно, четко и ясно, понятным и лишенным бесполезной напыщенности языком. В противоположность Бонапарту, который в гордом одиночестве своего гения разрабатывал планы и буквально диктовал свои победы, война для Моро была всегда плодом совместных усилий его подчиненных. Перед боем он обычно не пренебрегал мнением своих советников, особенно прислушиваясь к словам начальника штаба — генерала Дессоля, мнение которого он очень ценил. Моро спорил по поводу планов предстоящих сражений, давал высказаться каждому, но во время боя его решения не обсуждались, и он нес за них всю полноту ответственности.