– Итак, мы знаем, что убитый корчил из себя сильную личность и желал как можно скорее разбогатеть, – подытожил Де Грип факты, которыми они располагали. – И что в кармане у него была новейшая модель «вальтера», с пулей в патроннике, – добавил он с кислой миной. – И, по вашим словам, ясно как божий день, что эта пара старалась вас облапошить.
Херстал кивнул.
– Этот Ролф де Мёйс мне знаком, вот только не могу припомнить, где я его встречал. Но постараюсь вспомнить. Приводов у него не было. Я проверил.
– Ты мог просто столкнуться с ним где-нибудь в городе. Например, у кассы в универсаме.
Херстал пожал плечами.
– Устроим ему очную ставку с владельцами яхт, – решил Эрик Ягер. – Если они покажут, что Ролф де Мёйс тот самый человек, с которым Крис разговаривал за какой-нибудь час до своей смерти, мы учиним ему допрос по всей форме.
Де Грип был настроен скептически.
– Вряд ли их показания чего-нибудь стоят. Не забудь, они были сильно под мухой. Кроме того…
– Что «кроме того»? Если де Мёйс решил прихлопнуть Криса, например из ревности, он не стал бы за час до этого болтать с ним на виду у людей на Лейдсекаде.
Сильный удар грома, казалось, подтвердил правоту его слов. Они выглянули из окна, но увидели только сплошную стену дождя. За какие-нибудь четверть часа небо стало совсем черным. Погожие летние дни, которые так их порадовали, теперь, очевидно, ушли без возврата.
Вошел Схаутен, неся кофейник и поднос с чашками. Поддерживая поднос коленом, он включил свет.
– Вы что тут сумерничаете? – Он начал наливать кофе в чашки, остальные молча наблюдали за ним. – Что, собственно, здесь происходит?
– Размышляем, – объяснил Херстал.
Схаутен пододвинул стул поближе к столу, взял чашку и сказал:
– В день убийства эта самая Корри находилась в баре с восьми вечера. Я разговаривал с персоналом. Она всегда приходит рано, ведь ее дружок, видите ли, каждый вечер с семи часов сидит у телевизора. Форменный бездельник – вот как о нем говорят.
Полицейские задумались о судьбе девушек из ночного бара.
– Они бывают разные, – заметил Схаутен. – Одни имеют семью и занимаются этим для заработка. Другие содержат любовников. Доходы у них приличные, и они чувствуют себя самостоятельными, так как вносят львиную долю в семейный бюджет, и чихать им на то, что болтают или думают о них люди.
Де Грип кивнул.
– И все-таки возникает вопрос, нет ли у этого безработного Ролфа, который ровно в семь часов липнет к телевизору, какого-либо приработка. Не стоит ли нам пригласить эту девицу в управление и задать ей парочку вопросов о драгоценном Ролфе. Уж я ее обработаю.
Он взглянул на Эрика Ягера, который до сих пор не проронил ни слова.
– Не теперь. Посмотрим, что покажет опознание. – Ягер снял трубку и набрал номер Мулдера. – Вы больше ничего не нашли в комнате Бергмана?
– Только отпечатки пальцев – его и домохозяйки. Похоже, никто больше к нему не заходил.
Голос Мулдера звучал разочарованно. Он частенько давал важную информацию и теперь чувствовал себя как-то неловко оттого, что ничего не смог сообщить.
– Я уверен, эта девица весьма четко обрисовала характер убитого, – рассуждал вслух Де Грип. – Он искал легких денег, пускался в грязные делишки, а так как по натуре, видимо, не закоренелый негодяй, то живенько попал в ловушку. Во всяком случае, мы узнали о нем кое-что еще.
– Что же?
– А то, что он простофиля.
Херстал взглянул на Эрика Ягера, который отошел к окну. Ливень за несколько минут уничтожил розарий. Бургомистерский парк стоял насквозь мокрый и обнаженный. Над плечом памятника бургомистру Фреде свисала надломленная ветка платана.
Ягер думал о Крисе Бергмане. Со времени его убийства не прошло и суток, а дело как будто приобретает уже определенные очертания. По счастью, бывают случаи, когда в руках у следствия с самого начала более или менее приемлемая путеводная нить. И если даже они ошибались, считая мотивом для убийства Криса то, что он влип в какую-то грязную аферу, оставался другой возможный повод – ревность, ведь Ролф де Мёйс явно ревновал Корри к Крису, с которым она дружила. На такие вещи у Херстала был отличный нюх. Но не слишком ли гладко все идет?
Долгие годы работы приучили Ягера подходить к таким случаям, когда мотивировок было, что называется, хоть отбавляй, с известной долей предубеждения. Частенько дело оказывалось гораздо проще, чем представлялось поначалу, но столь же часто возникало множество непредвиденных осложнений.
И в тот же день он получил подтверждение, что его скептицизм был вполне обоснован.
Очная ставка ни к чему ни привела. Оба яхтсмена не смогли опознать ни в одном из показанных им восьми мужчин того, кто разговаривал с Крисом Бергманом незадолго до его смерти. Что же касается Ролфа де Мёйса, который с безразличным видом стоял среди этих восьмерых, то о нем вообще речи не было.
– Они стояли слишком далеко.
– Мы не очень приглядывались.
– Просто были мертвецки пьяны, – заключил Де Грип. – Забудь об этом.
Но Херстал не забыл. Он никак не мог отделаться от ощущения, что где-то видел Ролфа де Мёйса.