Главный свидетель

— Ты ведь знаешь, что настало время укрепить руководство столицы. Мы с Егором сейчас обсуждаем возможную кандидатуру на пост Первого секретаря Московского городского комитета. Хотели бы посоветоваться с тобой, — начал Горбачев.

— Я надеюсь, что у вас уже есть предложения?

— Да. Нам нужен туда крепкий и боевой товарищ. Наше мнение с Егором Кузьмичом, что это должен быть Ельцин. Ты его знаешь, твое мнение?

Откровенно говоря, я не очень задумывался над этим кадровым вопросом — у меня своих, экономических забот хватало. Но на такое заявление я не мог прореагировать положительно. Оно удивило и поразило меня.

— Да, я знаю Бориса Николаевича и считаю, что он абсолютно не годится для этой роли. Не забудьте, что речь идет об огромной столичной организации, где сосредоточена масса заводских рабочих, основная научная и творческая элита страны. Здесь должен быть умный, гибкий, интеллигентный руководитель. Ельцин же человек другого склада: он хотя и строитель, но по натуре своей — разрушитель. Наломает дров, вот увидите! Ему противопоказана большая власть. Вы сделали уже одну ошибку, переведя его в ЦК из Свердловска. Не делайте еще одну, роковую.

Мои доводы восприняты не были. Фактически они уже приняли решение. И мне оставалось только сказать:

— Я вас не убедил, и вы пожалеете о таком шаге. Когда-нибудь будете локти кусать, но будет уже поздно!

Так и разошлись. Каждый остался при своем мнении. Я раньше не писал об этой беседе. Позднее, однако, сам Горбачев, надо отдать ему должное, по телевидению подтвердил то, что в свое время сказал своей супруге в Кремле: единственным человеком, который возражал против назначения Ельцина в МГК, был Рыжков. Но мы его не послушали.

История любит порой пошутить с людьми: как уже было сказано, именно Лигачев настоял на переходе в Москву своего будущего злейшего и непримиримого врага. Сейчас, вспоминая прошлое и оценивая принимавшиеся тогда решения в связи с Ельциным, начиная с перевода его в Московскую партийную организацию, невольно приходят на ум мудрые слова древних греков: кого Бог хочет наказать, того сначала лишает разума.

Общественные потрясения и государственные катаклизмы подталкивают многих на размышления о роли личности и случая в истории, и мы часто спрашиваем себя и других: а что было бы, если бы?.. Имела бы перестройка такие губительные последствия, если бы во главе партии встал не Горбачев? Что было бы с Советским Союзом, если бы Ельцин остался на Урале? О роли личности в истории имеется немало теоретических трудов, от древних философов, французских просветителей, основателей марксизма до великого множества известных и безвестных авторов. По-моему, весь XX век и, может быть, последние полтора-два десятка лет жизни нашей страны дали более чем выразительный материал для анализа и новых выводов философам, социологам, историкам…

Вернемся, однако, к конкретным фактам. Через восемь месяцев после октябрьского пленума, в июне 1988 года, в Кремле открылась XIX партийная конференция. На повестку дня было поставлено рассмотрение вопроса о ходе реализации решений XXVII Съезда КПСС и задач по углублению перестройки. В Кремлевском дворце съездов собралось 5 тысяч делегатов конференции.

С докладом выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев. В его выступлении был и анализ достигнутого за годы перестройки, и раздел о радикальной экономической реформе, и многое другое. Но, пожалуй, главным было то, что впервые за три года был поставлен вопрос о реформе политической системы. Конференция образовала несколько комиссий по различным вопросам, в том числе по межнациональным отношениям во главе с членом Политбюро Рыжковым.

Просматривая сейчас стенограмму конференции, я вижу, насколько сильно звучала на ней критика и самокритика всех ветвей власти, в том числе и партийной. Складывается впечатление, что была прорвана плотина и пошел неудержимый поток самобичевания. Здесь, по-видимому, нет ничего странного — многие годы все речи и выступления были четко регламентированы, произносились только по заранее написанным, строго выверенным текстам, а теперь вдруг вам сказали: говорите, что считаете нужным. Конечно, выплеснулось все, что подспудно накапливалось многие годы. И выступления на партийной конференции были острые, хлесткие, даже в какой-то мере мазохистские.