— И правильно, — подхватил Михаил Иванович. — Не станет господин городовой кутить вместе с вами. Он для того найдет и другое время, и другое место.
— Вот сразу видно благородного человека, — пробасил страж порядка, видя, как Васильев завернул в бумажку бутылку и какую-то снедь. Он взял этот сверток, аккуратно прижал к себе и, еще раз строго посмотрев на Тимофея, сказал: — Только без крика. И чтоб пляски ке было! Места-то, не забывайте, святые…
Городовой подмигнул стоявшему неподалеку полицейскому, и они вместе ушли куда-то подальше от людей.
А Ванюша играл уже другую песню. И вдруг Южин остановил гармониста.
— Давай-ка, Ваня, грянем нашу, рабочую.
И встали молодые парни, и рванул Ваня мехи, и взорвала тишину боевая, призывная:
Что случилось на тихой поляне близ массивной монастырской стены! Какой переполох внесла эта песня в пеструю толпу людей! Запищали, как от ушата холодной воды, нищие, свернули свои товары перепуганные торговцы, забегали обрадованные необычностью и непонятностью происходящего мальчишки.
Петр и Григорий подхватили на плечи Южина, и он вскинул руку, призывая к вниманию. Теперь уже все поняли, кто перед ними, о чем будет речь.
— Товарищи! Мы не случайно сегодня здесь, у монастырской стены, недаром разливаются трелями свистки полицейских. Настало время поговорить по душам. Хозяевам, нанявшим этих сторожевых псов, нужно, чтобы вы только молились и плакали. Кто эти хозяева? Жирные купцы, фабриканты, помещики, попы и тучи чиновников.
Хачатур ощутил горячий прилив гордости. Вот это вдорово! Вот этого-то мы и ждали. Слушайте его, люди, слушайте! Уж я-то знаю — он всегда дело говорит. За ним в огонь и в воду пойти можно.
— Довольно молиться и просить! — продолжал Южин. — Царь ответил на ваши просьбы и молитвы огнем. Кровь обагрила стены его дворца — рабочая кровь! Два года льется рекой кровь наших сыновей и братьев в далекой Маньчжурии. Кому это нужно? Зачем? За что?
— Правильно!
— Хватит!
— Долой фараонов! — раздавалось вокруг.
Васильев продолжал, не переводя дыхания. Он видел — собрание удалось. Радостно блестели глаза у Тимофея, он словно ожил, этот парень. Зорко глядел вокруг Василий, чтоб никто не посмел помешать оратору.
— Московские рабочие! Народ хочет свободы. Он ждет сигнала от вас — из самого сердца России. Ваша партия, партия рабочего класса, зовет вас к революции. Долой царское самодержавие! Да здравствует революция!
Наверное, никогда степенные монастырские стены не были свидетелями такого. Кто-то закричал «ура!», кто-то подхватил: «Да здравствует революция!» Заверещали полицейские свистки. Петр с Гришей опустили Южина на землю и обняли его, словно приготовились защищать. Хачатур уже тоже был рядом. Тимофей пожал Михаилу руку и восторженно закричал:
— Эх и здорово же! Ну спасибо, Михаил Иванович! А Ванюша вдруг вспомнил о своей гармони и что есть силы дернул мехи:
И полетели, как огромная стая белых голубей, в воздух прокламации, и закричали горластые мальчишки:
— Читайте, читайте, читайте! Да здравствует революция!
Вдруг Южин почувствовал за спиной возню. Он обернулся и увидел: какой-то субъект пытается вырвать что-то из рук Василия.
— Что случилось?
— Шпион… Пока вы говорили, он все записывал. Я с него глаз не сводил.
Услышав это, Петр подошел к филеру. Удар — и тот свалился, даже не успев вскрикнуть.
— Погоди, — остановил Петра Хачатур. — Записная книжка уже у нас. Теперь еще кое-что поищем.
И он, пошарив у шпика по карманам, вытащил оттуда небольшой револьвер «бульдог». Выразительно посмотрев на Южина, мол, вот как мы научились добывать оружие, он поднял на ноги филера и, пронзительно свистнув, скомандовал:
— Ну-ка галопом беги, чтоб духу твоего не было! Да смотри не попадайся больше!
Разошлись только тогда, когда послышался цокот конной жандармерии. Михаил Иванович поблагодарил Тимофея, пожал руку гармонисту:
— Хорошо играешь. И поешь душевно.
Петр, Григорий и Хачатур не оставили Южина до тех пор, пока он не дошел до центра и не скрылся в тихом арбатском переулке.
К Васильеву Хачатур питал особое чувство и потому старался быть ближе к нему, выполнить любое его поручение.
Он-то и сообщил Михаилу Ивановичу, что рабочие Замоскворечья с завистью говорили нынче о том, какие молодцы, мол, эсеры: создали на заводе Гужона боевую дружину.
Васильева это сообщение немало удивило: о существовании такой дружины он ничего не знал. Скорее всего, это очередная авантюра эсеров. С их ультралевыми лозунгами Южин сталкивался уже не раз.
— Знаешь что, Хачатур, давай-ка завтра поедем на Гужон…