Главный врач

- Хозяйственный вы человек, Павел Васильевич, - вел свою линию Корзун.

- Штука не хитрая, было бы умение, - согласился Дербеня. - Нельзя быть жадным. Если ты к человеку с душой, то и он к тебе с душой. К примеру, я попал к вам в больницу. Вы сделали мне операцию. Вернули мне здоровье. А что значит здоровье? Здоровье - это все. Нет его, здоровья, и ни за какие деньги ты его не купишь. Так могу я не отблагодарить своего дорогого доктора? Да я ему отдам все, что у меня есть. Верно я говорю?

- Не согласен, Павел Васильевич. Зачем же меня благодарить за то, за что я уже получил зарплату? Вот вы трудитесь, оберегаете лесное богатство. А разве вам дают еще что-нибудь, кроме оклада?

- Все вы верно говорите. Но тут нужно, как я говорил, еще и умение. У вас есть свое министерство. Мы тоже подчиняемся министерству лесного хозяйства. Вы что же, думаете, оттуда приезжают просто так? Нет. Им нужно, когда сезон, и ружьишком побаловаться, и прихватить с собой что-нибудь из даров природы. Сам-то представитель ничего этого не найдет. Потому как городской. Вот и пойдешь ему на выручку. А это, ежели ты человек, не забывается. Вот и получается, что мы вроде помогаем друг другу. Жизнь, она и есть жизнь.

- Нет, Павел Васильевич, я не согласен. Надо, чтоб все шло по строгому порядку.

- Да разве ж я против порядка? Для порядка я и поставлен. Но как, скажите, быть в таком случае? У соседа не хватило каких-нибудь припасов. Он идет ко мне. Я, понятное дело, его уважу. Другой раз и он меня уважит. Так что ж, по-вашему, мы ради порядка не должны помогать друг другу?

- Это другой разговор. Я за то, чтобы мы берегли государственное. Без обруча, говорят, нет клепкам державы.

Когда обед подходил к концу, хозяин, поднимаясь, сказал:

- Вы тут, Иван Валерьянович, прилягте, отдохните. А я тем часом сбегаю в лесничество. Вернусь - мы с вами еще потолкуем.

Дербеня ушел, водитель сказал, что вздремнет в машине, а хозяйка принялась убирать со стола. Иван Валерьянович, сидя на диване, смотрел на пышнотелую Настю, и в нем росло желание подойти к ней, заглянуть в глаза и молчаливо спросить... О чем? Она догадается. А дальше что? Откликнется ли на его призыв? А вдруг разразится гневом?

- Что это вы примолкли? - спросила Настя, проходя мимо с посудой в руках.

- Не знаю, что и сказать, - чувствуя, как спирает дыхание, ответил Корзун. - Язык отняло. То ли от наливки, то ли еще от чего.

Настя вышла на кухню. А Иван Валерьянович мучительно думал, как ему поступить, когда она вернется. Отбросить всякие условности? Или посмотреть, как она себя поведет?

- Так от чего же язык-то отняло, ежели не от наливки? - спросила, возвращаясь и садясь рядом с ним, Настя.

- Можно мне называть вас Настенькой?

- Пожалуйста. Только не при всех.

- Что же это со мною, право? - уже не владея собой, проговорил Корзун. Он провел рукой по отворотам тонкой кофточки, ткнулся губами в белую шею хозяйки, зашептал: - Настенька... Это какое-то наваждение...

- Иван Валерьянович! - тоже шепотом ответила Настя. - А если заглянет ваш водитель?

Вот он, пароль, который дает право идти на решительный штурм! "А если?.. Никаких если..."

- Водитель у меня воспитанный человек, - шаря губами по Настиной уже оголенной груди, ответил Иван Валерьянович.

- Ну что же вы спешите, как наш Петька? Чего уж там... - обхватывая руками шею Корзуна и удобнее втискиваясь телом в диван, шептала Настя...

Когда вернулся Дербеня, Иван Валерьянович, готовый в дорогу, прохаживался в саду. Не там, где стояли ульи, а за надворными постройками. Егерь, оказывается, занимался не только пчеловодством. На приусадебном участке росли яблони, вишни, груши, сливы. Вдоль забора уже наливались соком ягоды черноплодной рябины, облепихи, дозревала алыча...

- Может, заночевали бы? - спросил Дербеня.

- Что вы, дорогой Павел Васильевич, - возразил Корзун. Мелькнула мысль, что после всего случившегося Дербеня стал ему как бы роднее. - Пора и честь знать.

- Ну тогда открывайте багажник. Без гостинцев вас не отпустим.

Гостинцы - это была наполненная чем-то сумка и два трехлитровых бидончика.

- Тут сушеные грибки. В бидончиках медок - свежий, самый что ни есть целебный, - говорил Павел Васильевич, укладывая принесенное в багажник машины. - Постойте, вы же забыли. - Через минуту он вынес развесистые оленьи рога. - Не знаю только, как чтоб поудобнее их поместить.

Кое-как уложили.

- Ты выезжай, - сказал водителю Корзун, - а я еще перекинусь парой слов с хозяевами.

Дербеня открыл ворота. Машина, провожаемая все тем же урчанием из конуры, медленно выехала с подворья. Иван Валерьянович, растроганный, подошел к хозяевам. Чуть-чуть вроде саднила совесть. Павел Васильевич как мог отблагодарил своего врача. Хотя хватило бы, пожалуй, и одних рогов. А получилось, что наградил рогами своего пациента и он, Корзун. Какой-то злой каламбур. Но это длилось недолго. Взглянул на Настю. В ее глазах светилась радость. Вот и решай после этого, что хорошо, а что худо. Нет, ничего не надо усложнять. Пусть жизнь идет так, как идет.