Обязательным ритуалом было раздувание огня. Люся, когда готовила чай в отсутствие мужа, дула в дырочки у основания трубы – эффект оказывался практически тем же. Но Аркадий Александрович никогда не соглашался признать, что можно обойтись без сапога – старого, с мягким голенищем, сохранившегося со времён его деда, построившего этот дом в лесу. Голенище надевалось на горлышко кувшина, затем на него несколько раз нажимали сверху вниз – с воздушным потоком горело веселее. Удивительно то, что вода всегда имела привкус того дерева, которое использовали для растопки.
Когда температура достигала ста градусов и самовар начинал шуметь, как чайник, из душника на крышечке появлялся пар. К тому времени у Аркадия всегда был готов маленький заварник, который он заливал кипятком и ставил на крышку сверху. Чтобы лучше заваривалось, на самовар садили одну из «баб», которых в доме водилось многое множество. Аркадий Александрович и Людмила шутили, что «баб» они собирают по всей стране, привозя из поездок на конференции или в отпуск, и про каждую из них имелась история.
Через несколько минут, когда чай запаривался, его можно было разливать по чашкам. Но даже такую мелочь хозяин дома никому не доверял. Самовар плевался кипятком и фыркал паром, а потому чашку следовало держать под наклоном, чтобы не обжечься. Каждый, кто хоть раз пробовал чай у Кунцевых, никогда не упускал возможности поучаствовать в их чайной церемонии.
Приготовив ароматный напиток, Люся положила на блюдце пару пряников и вышла на веранду. Аркадий сидел склонив голову на грудь, словно спал. Но что-то насторожило её… Шагнув к мужу, Людмила окликнула:
– Аркаша!
Не получив ответа, она подошла ближе и пристально посмотрела на него…
Посуда обиженно звякнула, ударившись об пол. Блюдечко раскололось пополам, скинув покатившиеся в разные стороны пряники. Хрустнув, откололась ручка, чашка закачалась с боку на бок, выплёскивая чай на ковёр. Люся опустилась на колени перед креслом, взяла руки мужа, поднесла ладони к своему лицу и, уткнувшись в них, горько заплакала. Аркадий, уже бездыханный, больше не мог утешить свою Люсю и сидел неподвижный, словно переживая это страшное мгновение вместе с любимой, положившей голову на его колени, женщиной.
Глава 3
А жизнь, между тем, своим чередом…
Похоронами занимался Тёткин. Для многих смерть Кунцева оказалась шоком. Аркадий Александрович, оберегая жену, не позволял своему лечащему доктору рассказывать ей о диагнозе-приговоре. Но разве возможно скрыть подобное от врача с многолетним опытом! Узнав о болезни мужа и о том, что ничего сделать нельзя – непоправимое может случиться в любую минуту, Люся старалась не показывать свою осведомлённость, чтобы не омрачать последние отведённые им дни вдвоём.
Из-за границы приехала дочь Ляля, и они с матерью проводили часы, разбирая фотографии, перечитывая путевые дневники, которые Аркадий вёл во всех поездках и сидя на даче в отпуске, когда, как он говорил, путешествовала его душа.
Неожиданным оказалось количество телеграмм, венков и представителей, прибывавших на похороны со всех концов страны. Людмила, погружённая в свою работу, никогда не представляла масштаба того, чем занимался муж. Она знала, что Кунцев – успешный конструктор, что все его труды признаны, зарегистрированы и у него есть Имя. Но почему-то никогда не слышала, что им написано несколько учебников, по которым учится плеяда инженеров, не знала, сколько людей, успешных в своей профессиональной деятельности, считают её Аркашу наставником.
Принимая соболезнования, выслушивая речи, отвечая на звонки, Людмила вдруг открыла для себя, что понятия не имела, чем жил её муж. Придя с работы, она торопилась рассказать про свой день, свою клинику, свои заботы и радости. Он был превосходным слушателем и безупречным советчиком. Аркадий тонко чувствовал людей и мог подсказать выход, о котором Людмила сама никогда бы не догадалась. И вдруг оказалось, что она не догадывалась о гораздо большем – она была частью его жизни, может быть, самой важной, но не единственной!
Он жил её заботами, её интересами. А что она? Люся пыталась вспомнить, когда в последний раз спрашивала мужа о работе, о Его работе. В последний? А не в последний? С тех пор как Ляля выросла и уже не нужно было кому-то оставаться с ней дома, Людмила перестала интересоваться расписанием супруга. Иногда, задержавшись в клинике допоздна, по возвращении домой она обнаруживала записку: «Вернусь через пару дней. Ужин в холодильнике. Папа Сверчок».