Главный врач

— А теперь?

— Почти не болит.

— А сон?

— И сплю хорошо.

— Вот видишь.

— А почему тогда Виктор Вениаминович не разрешает ходить?

В такой ситуации важно не упустить инициативу, найти новый, еще более убедительный довод. Наталья вроде бы даже с досадой ответила:

— Как ты не понимаешь, Вера, таких простых вещей? Взять, к примеру, человека с переломом ноги. Ему накладывают гипс. И что, думаешь, сразу разрешают ходить? Как бы не так. Бывают случаи, что он месяцами не поднимается с постели.

— Мне бы только Оксанку поставить на ноги…

— И еще одно, Вера. Чтобы дела быстрее шли на поправку, нужен душевный покой. Нельзя раскисать так, как ты. Слышала: когда кормящая мать очень волнуется, у нее молоко перегорает?

— Как не слышать.

— И здесь то же самое. Так что давай условимся: поменьше всяких ненужных мыслей. До твоего возвращения Оксанка будет у меня. За нее ты можешь не беспокоиться. Девочка она хорошая. Ты хорошая девочка? — спросила Наталья стоявшую рядом Оксанку.

— Хорошая.

— Вот видишь, Вера, какая у тебя Оксанка. А мы таких в обиду не даем. Так что не волнуйся и поскорее поправляйся.

И снова у Веры повлажнели глаза, но теперь уже не от безысходной тоски, а от каких-то других мыслей. А Наталья с горечью подумала, что все-таки нет в языке слов, которые не просто успокаивали бы, а по-настоящему лечили.

11

Яков Матвеевич Ребеко собирался на работу. Проснулся он, как всегда, еще до восхода солнца. Побывал в своем небольшом садике, заглянул в один из двух пчелиных ульев. Да не просто заглянул, а перебрал все рамки, посрезал верхушки закрытых воском сот, в которых развивались личинки трутней, потрогал рукой маточник. Скоро, очень скоро выйдет из этой ячейки молодая матка. Она соберет вокруг себя молодежь, отделится от прежней семьи, полетает вокруг, пока не найдет подходящее для себя место. Ребеко любит возиться с пчелами, водит знакомство с другими любителями-пчеловодами. Закончив дела в саду, Яков Матвеевич позавтракал, надел свежую рубашку. Дарья Сидоровна выбрала и аккуратно завязала галстук. Это она всегда делала сама. Возражения Якова Матвеевича в расчет не принимались. «Со стороны виднее», — резонно замечала Дарья Сидоровна. Ребеко ходил на работу всегда пешком. Это вроде разминки. По дороге он встречается со знакомыми, перекидывается с ними словом-другим, узнает местные новости.

Так было и на этот раз. Ровно двадцать минут дороги — по часам. В больнице он справился с текущими делами, после чего неспешно направился в зал, где проходили собрания и разные, так называемые, «мероприятия».

В зале собрались сегодня главные специалисты, главные врачи сельских больниц и амбулаторий. Медицинский совет должен был обсудить важный вопрос: как улучшить службу крови. Перед этим комиссия во главе с Иваном Валерьяновичем Корзуном проверила отделение переливания крови и Поречскую больницу.

Яков Матвеевич открыл заседание совета и дал слово заведующему отделением переливания крови Юрию Петровичу Костеневичу. Полный, с округлившимся брюшком Юрий Петрович неторопливо поднялся на трибуну, отдышался. Смачивая время от времени палец слюной, он перелистывал записную книжку и украдкой посматривал на Ивана Валерьяновича Корзуна. Мол, я не знаю, что вы там написали в своей справке, но у меня все в порядке, моя служба действует строго по инструкциям. Нижняя губа у Юрия Петровича была настолько массивна, что, казалось, под собственной тяжестью свисала вниз, открывая пожелтевшие от курения зубы. Все хорошо знали, что район получил премию за рекордную сдачу крови. Несмотря на это, Костеневич начал именно с них, рекордов, и говорил почти половину отведенного ему времени. Под конец он обрушился с критикой на главврача Поречской больницы Титову. Костеневича поддержал в своем выступлении и Корзун. «Наталья Николаевна, — говорил он, тянет район вниз. У нее меньше всех доноров, самый низкий процент перелитой больным крови».

Ребеко в какой-то момент машинально потер рукою нос. Взглянув на сдержанно улыбавшихся врачей, тут же опомнился. Этот предательский нос! Почему улыбаются-то? Думают, что их главный врач страдает тайным пороком попивает, что называется, под подушкой. Дожил! Пока говорил Корзун, Ребеко молчал. Но когда на трибуну вышла Титова и стала в пух и прах разносить службу крови, он прямо оторопел. Не поверил своим ушам. И ладно бы Титова критиковала только порядки в отделении переливания крови, а то замахнулась на область. Да что на область — на министерство. И не республиканское, а союзное. Куда еще ни шло, если бы разговор касался только какой-нибудь частности. А то ведь — эк куда ее занесло! — сказала такое, что хоть падай в обморок. «Служба переливания крови у нас, как и по всей стране, — говорила Титова, — отстала от современной медицинской науки и практики на целые десятилетия».

— Вы отдаете себе отчет, что говорите? — не выдержал Ребеко.

— Полный, Яков Матвеевич.

— В чем наше отставание конкретно?