Читаем Главный врач полностью

Свернули на едва заметную тропинку и немного углубились в лес. Иван Валерьянович заглушил мотор и вышел из машины. Огляделся. Лесная жизнь текла своим чередом.

Корзун только краем сознания отмечал это, а сам между тем мучительно раздумывал о другом: как и чем расположить к себе Галину? На свое личное обаяние он не рассчитывал. Оно, знал, действует не на всех, так сказать, избирательно. На таких, как Галина, его власть не распространяется. Что ж тогда? Не просто интересной беседой. Она только-только закончила медицинское училище. Значит, скорее всего подумывает об институте. Почти все медицинские сестры мечтают стать врачами. Сказать, что у него, Корзуна, есть влиятельные знакомые, которые могли бы помочь? Вряд ли она поверит. Сейчас с этим очень строго. А вот выхлопотать ей направление на учебу от местного совхоза — это вполне реальная вещь.

— Когда вы выехали из Поречья? — спросил Корзун.

— В одиннадцать.

— А сейчас который час?

— Десять минут седьмого, — взглянув на часы, ответила Галина.

— Значит, почти семь часов, как вы ничего не ели? Я тут кое что захватил. — Корзун достал из багажника домашнюю сетку со свертками и огляделся. Неподалеку возвышался торчавший над травою плоский, с каплями смолы еловый пень. Отнес сетку к нему. — Жизнь сейчас настолько ускорила свой бег, — говорил, раскладывая припасы, — что мы едва успеваем сделать главное. Работа, работа, работа. Надо же когда-нибудь и отдохнуть, раскрепоститься. Мы слишком связываем себя разными условностями. Это можно, другое — нельзя. Почему нам не жить так, как хочется?

— Что вы такое говорите, Иван Валерьянович? — возразила Галина. — Если бы мы стали жить так, как хочется, что бы из этого вышло? Да и выходит. Вы же знаете нашего Царя?

— Какого царя? — не понял Корзун.

— В Поречье живет Царь. Фамилия такая. Пропащий человек, алкоголик. Он любит говорит: «Жить иначе не желаю». А за ним и другие. Раскрепощают себя.

У Корзуна досадливо вытянулся хоботок. Наивная все-таки эта Чередович. Ей намекаешь на маленькие радости, от которых мы часто во вред себе отказываемся, а она — об алкоголизме. Отказываемся потому, что вбили себе в голову: так поступать нельзя. Впрочем, все это высокие материи.

— Давайте лучше перекусим. А чтобы кусок не застревал в горле, мы его немного промочим, — сказал Корзун, разливая по складным стаканчикам коньяк.

— Я не пью, — отказалась Галина.

— Как это?

— Просто так. Не пью, и все.

— Что же тогда делать? Выливать добро на землю?

— Сами пейте.

Корзун предвидел такую ситуацию и потому не случайно захватил с собою бутылку шампанского.

— Ладно, не хотите коньяку — выпейте дамского напитка. — Он выплеснул коньяк, но не весь. Треть стаканчика оставил. Долил в два приема шампанским. — За ваши успехи!

Галина не очень охотно, но все-таки взяла стаканчик с пенившейся, слегка желтоватой жидкостью. Подержала в руке, словно все еще раздумывала: пить или не пить. Наконец отпила глоток и скривилась:

— А почему оно горькое?

— Шампанское как шампанское. Марочное, выдержанное. Потому и горчит.

Кажется, хитрость прошла. Выпила. Корзун открыл коробку конфет, положил перед Галиной.

— Давайте сразу еще по одной и будем закусывать. — Не ожидая согласия, Корзун опять налил коньяку себе и Галине. Потом, словно спохватившись, выплеснул часть коньяку за плечо и долил шампанским. — Извините, забыл.

— Я больше не могу, — сказала Галина.

— Последняя. Видите, даже бутылки закрываю и прячу в багажник.

— Я никогда столько не пила.

— Два наперстка. Было о чем говорить.

Галина через силу выпила.

— Может, еще по одной? Бог троицу любит.

— Нет, не уговаривайте. Больше не буду.

Корзун не стал настаивать. Нарезал тоненькими ломтиками колбасу, сыр, пододвинул все это ближе к Галине и сказал:

— Подкрепляйтесь. Небось проголодались? Не мудрено, целый день не есть. Вот что, Галя, можно я буду обращаться к вам на «ты»?

— Пожалуйста.

— Так вот. Я подумал: почему бы тебе не поступить в мединститут? Ты же не собираешься всю жизнь работать медсестрой?

— Там ведь конкурс, — вздохнула Галина.

— Я хорошо знаком с директором вашего совхоза. Виктор Сильвестрович мне кое-чем обязан. Я договорюсь с ним, чтоб тебе дали от совхоза направление на учебу в мединститут. Ты кем бы хотела быть: терапевтом, хирургом, педиатром?

— Моя мечта стать детским врачом. Я так люблю детей.

Корзун, чтобы придать разговору деловой тон, добавил:

— Только ты же знаешь: нужно твое согласие вернуться в тот совхоз, который тебя направил на учебу. Вернуться, когда закончишь институт.

— Я бы, конечно, согласилась. Но почему именно мне должны дать направление? Марина, например, училась лучше, чем я.

— Разговор идет не о Марине. Ты что, не хочешь, чтоб тебя послали на учебу?

— Я бы очень хотела. Только…

— Что «только»?

— Как я вас отблагодарю?

— Не надо меня благодарить. Разве не бывает, что вдруг захочется помочь человеку? Когда я увидел тебя на собрании, я сразу почувствовал симпатию к тебе. Вот, думаю, та девушка, для которой я сделал бы все на свете.

— Ой, — засмеялась Галина, — у меня закружилась голова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза