Главный врач

Алексей освободился около полудня. До обеда можно посидеть в ординаторской, подумать. А подумать есть о чем. Люся до сих пор не пришла в себя. Выживет ли? Алексей перебрал в памяти все, что сделано. Нет, ничего не упущено. И как он мог, Никишин? Почему он потом схватил ее и притащил в больницу? Опомнился? Когда его арестовали, он растерянно озирался вокруг и твердил одно и то же: «Да вы что? Я же ее любил. И сейчас люблю… Она же замуж за моего лучшего дружка выходит. За Яшку Стельмаха. Свадьба послезавтра. Да вы что?» Михеева смотрела на него, бледная, со сжатыми губами. Потом, во время операции, она тоже не произнесла ни слова, подавала инструменты, как автомат… «И как он мог? — в который раз спрашивал себя Корепанов. — Что это, любовь? Но как можно ударить ножом любимую девушку?.. Нет, это не ревность. Это вино, алкогольный дурман… Правильно ли я поступил, что рассказал следователю все? Правильно! Я и так виноват. А если б можно было все повернуть, начать сначала, как бы я поступил? Ведь это очень важно — как бы я поступил! Все равно не выдал бы его. Почему? Потому что дал слово? Нет. Потому, что верил. И мне тяжело сейчас потому, что я ошибся… Голова болит. Это от усталости: треволнения вчерашнего дня, бюро, Люся, бессонная ночь, операция, следователь».

Он раскрыл свежий журнал. Здесь напечатана его статья о Чернышеве. В другое время она принесла бы радость… Он вспомнил свою первую статью в научном журнале. Это было в тот день, когда он самовольно оперировал Максимова — Героя Советского Союза. Оперировал вопреки совету Ивана Севастьяновича, вопреки рекомендации профессора Хорина и заключению консультанта. Тогда тоже было очень тяжело на душе, и все же — как обрадовала статья. А сейчас не радует.

Он посмотрел на часы. Время обедать. Поднялся, провел ладонью по лицу и стал снимать халат.

Архиповна захлопотала. Она принесла в душевую свежее махровое полотенце, протерла тряпочкой и без того блестящую ванну.

— Помойся, Алексей Платонович. Жара на дворе — дышать нечем… Я пока на стол накрою.

Алексей ел без аппетита. Архиповна сидела на краешке дивана и, подперев щеку ладонью, с грустью смотрела на него. «Совсем заморился, сердечный. Кусок в рот не лезет».

— Может, перцу добавить? — спросила она. — Перец аппетит нагоняет.

— Перцу? — рассеянно переспросил Корепанов. — Да, конечно, давайте перцу.

Архиповна принесла стручок, положила на тарелочку и ушла на кухню. Когда она спустя несколько минут вошла со вторым, борщ был съеден. А перец лежал на тарелке нетронутым.

— Что же ты, Алексей Платонович?.. — начала было Архиповна, но тут зазвонил телефон. — И кто их только придумал, эти телефоны? — заворчала она. — Поесть не дадут, поспать не дадут.

Звонил Гордиенко.

— Ты как там? — поинтересовался он.

— А ничего, — ответил Корепанов. — Работаю.

— Вот и молодцом! Вот что, Алексей Платонович…

И он рассказал, что в миропольевской больнице лежит шофер райкома партии. Вчера оперировали. Состояние тяжелое. Только что звонил секретарь райкома, просил направить консультанта.

— Так вот, — продолжал Гордиенко, — слетай, пожалуйста, посмотри что там. Насчет самолета я уже распорядился.

— Хорошо. Сейчас еду.

— Когда вернешься, позвони, пожалуйста.

Голос у Гордиенко был спокойный, деловой. И потому, что Федор Тимофеевич звонил именно ему, Корепанову, г не Шубину или Федосееву, отлегло от души. Не может быть, чтобы Гордиенко не знал о случившемся. Утром звонил Мильченко, спросил: правда ли, что он, Корепанов, вынимал пулю у Никишина. А когда Алексей ответил, Олесь Петрович помолчал и протянул многозначительно:

— Ну и ну!

Корепанова это почему-то вывело из себя.

— Что ну и ну? — спросил он резко.

— Ничего, это я так, — замялся Мильченко и положил трубку.

На аэродроме в Мирополье Корепанова встретил новый секретарь райкома. Алексей протянул ему руку, назвал свою фамилию и с любопытством посмотрел на крепко сбитого, еще молодого человека в военной форме, без погон, с множеством орденских колодочек на груди. Он вспомнил свою встречу с Бритваном две недели назад. Бритван был недоволен новым секретарем райкома. С прежним он был в самых лучших отношениях, а с этим — с первых же дней нелады.

— Гордиенко предупредил меня о вашем прилете, — сказал секретарь, пожимая Алексею руку.

— Что тут у вас? — спросил Корепанов.

Секретарь все рассказал.

— И надо же, чтобы схватило в самом отдаленном колхозе, — говорил он. — Только привез его в Мирополье — сразу же на операционный стол взяли. И скажу вам откровенно, не понравилось мне, что Леонид Карпович был навеселе… А сейчас плох Кротов, совсем плох. Прихожу навестить в обед — не узнает…

Бритван рассказал, что больного привезли в тяжелом, состоянии — прободная язва желудка, сильное кровотечение. Прооперировал быстро. Как будто все хорошо. А сейчас перитонит. Обычный случай.

Алексей осмотрел больного. «Случай» показался ему не совсем обычным. Нужна повторная операция и срочная.