Главный враг Сталина. Как был убит Троцкий

В январе 1933 года Сталину был направлен доклад секретно-политического отдела ОГПУ о результатах слежки за «троцкистами», заявившими о своем разрыве с оппозицией. В нем сообщалось, что в 1930–31 годах многие из оппозиционеров, присоединившихся к заявлению И. Н. Смирнова о прекращении фракционной деятельности, не согласились с тактикой выжидания и после возвращения из ссылок и изоляторов возобновили нелегальную деятельность среди рабочих. Хотя несколько групп, включавших сторонников Смирнова, были вскоре ликвидированы, сохранилась глубоко законспирированная организация во главе с самим Смирновым, включавшая свыше 200 бывших активных троцкистов. Эта организация имела свои филиалы в Ленинграде, Харькове, Горьком, Киеве, Ростове-на-Дону и других городах, а также группы в Госплане, Наркомтяжпроме и других учреждениях.

Аресты членов этой организации начались в 1932 году. Всего было арестовано 89 человек, включая таких известных оппозиционеров, как И. Н. Смирнов, Тер-Ваганян и Преображенский. Почти все арестованные были исключены из партии в 1926–32 годах за «троцкистскую фракционную деятельность», 35 из них в 1929–32 годах были восстановлены в партии. Среди арестованных были хозяйственные руководители, инженерно-технические работники, экономисты, рабочие, преподаватели вузов, журналисты и т. д.

В качестве вещественных доказательств к делу быта приобщены обнаруженные при обысках машинописные копии «Завещания», троцкистские листовки и переписка некоторых арестованных с Троцким и ссыльными троцкистами.

Почти все арестованные держались на следствии мужественно, отказываясь признать свои взгляды контрреволюционными и отрицая существование конспиративной организации. Некоторые подследственные вообще отказались давать какие-либо показания. 25 человек решительно отвергли все предъявленные им обвинения.

Тактика других подследственных заключалась в том, чтобы доказать абсурдность привлечения их к уголовной ответственности за стремление к восстановлению ленинских норм партийной жизни. Так, на первом допросе Преображенский заявил: «Я слишком поздно понял ‹…› что партия не может позволить своим членам такой роскоши, как особые мнения, особые точки зрения в оценке положения… Моя ошибка лежала, очевидно, в том, что я все время механически переносился к тому, “как было при Ленине”»[30].

Будучи вторично арестован в 1936 году, Преображенский на допросе в НКВД так характеризовал свои политические настроения 1932 года:

«1. Темпы коллективизации взяты не по силам. Деревня отошла от середняцкого хозяйства и не освоила коллективное, а в результате резкое падение производительных сил сельского хозяйства; огромные продовольственные затруднения, особенно на Украине, и ряд совершенно ненужных жестокостей в борьбе с кулачеством.

2. Темпы индустриализации взяты непосильные. В результате невыполнение плана капиталовложений, срыв сроков ряда строек, сокращение личного потребления рабочих, перенапряжение в труде и как результат – общее ухудшение материального положения пролетариата.

3. Неверная политика в Коминтерне, приводящая к изоляции компартии в борьбе с фашизмом, особенно в Германии.

4. Невыносимый партийный режим, при котором невозможно обсуждение ни одного больного вопроса, волнующего страну. Партийной дисциплине противопоставлялась троцкистская внутрипартийная демократия.

5. На идеологическом фронте – полнейший застой. Это результат политики ЦК, которая доводит дисциплину мысли до централизации мысли и, культивируя бездарности, задерживает всякое умственное развитие молодежи.

Из всего этого, естественно, делался вывод о необходимости борьбы с политикой ЦК и руководством партии»[31].

Таким образом, Преображенский в 1932 году полностью отказался от своих иллюзий конца 20-х годов относительно «левого» характера сталинской политики и, по сути, перешел на позиции, которых в это время занимали Троцкий и другие авторы «Бюллетеня оппозиции». Следует подчеркнуть также, что даже в чудовищных условиях следствия 1937 года Преображенский излагал свое политическое кредо с достоинством, не прибегая к чернящим квалификациям своих взглядов, которых требовали следователи.

Этот прием – придание каждому оппозиционному высказыванию и действию криминального характера путем добавления эпитетов типа «контрреволюционный» – широко применялся уже в ходе следствия 1933 года. Так, одно из показаний по делу «контрреволюционной троцкистской группы» было оформлено следующим образом: подследственный признал себя виновным «в получении контрреволюционной литературы, контрреволюционной троцкистской информации и в сохранении связей с группой троцкистов-двурушников, возглавлявшейся И. Н. Смирновым», а также заявил о распространении «троцкистами» «контрреволюционных инсинуаций и слухов» против Сталина[32].