Помимо организации убийств, ГПУ неустанно провоцировало конфликты и интриги среди сторонников Троцкого, особенно в кругу парижских троцкистов, где они возникали еще при жизни Седова. Новый толчок им дали события, связанные с вступлением в этот круг Райсса, а затем Кривицкого. Райсс впервые встретился со Сневлитом 11 июня 1937 года. Через несколько дней Кривицкий узнал от Шпигельглаза: уже 13 или 14 июня в Москву поступило донесение о том, что «один из ответственных агентов» встречался со Сневлитом (спустя еще 10 дней «Центру» стало известно, что этим агентом был Райсс)[182]
.Когда Кривицкий рассказал обо всем этом Седову, последний в очередной раз пришел к выводу, что в его ближайшем окружении находится провокатор. Но и тогда Седов не перестал доверять Зборовскому, который в свою очередь высказывал ему подозрения в том, что в утечке информации виновны Сневлит и Серж. Под влиянием этих интриг Седов послал Троцкому письмо с резкими обвинениями в адрес Сневлита за то, что тот задержал его, Седова, встречу с Райссом и не проявил должной заботы о безопасности Райсса[183]
.Новый узел интриг завязался после смерти Седова, оставившего завещание, согласно которому он доверял свой архив только Ж. Молинье и никому иному[184]
. Сообщая об этом Троцкому, Эстрин и Зборовский жаловались, что передачей архива в распоряжение Жанны Седов «лишил организацию всякого контроля над судьбой этих документов». В том же письме они сообщали, что помимо главного архива, хранящегося у Жанны, значительная часть архивов находится в их руках[185].Судьбой архива весьма интересовались в Москве. В донесении парижского резидента НКВД указывалось, что Ж. Молинье не доверяет Зборовскому и поэтому не соглашается на то, чтобы тот принимал участие в разборе архива[186]
.1 марта 1938 года Троцкий назначил комиссию для приемки архива. Но и после этого Жанна заявила, что возражает против состава комиссии[187]
.После смерти Седова издание «Бюллетеня оппозиции» перешло всецело в руки Эстрин и Зборовского. На их имя Троцкий посылал свои статьи, копии которых Зборовский передавал резиденту НКВД, в результате чего они нередко оказывались в Москве еще до их публикации.
Весной 1938 года «Центр» направил Зборовскому приказ «перенять дальнейшую связь с “Международным секретариатом” на себя»[188]
. Это задание удалось осуществить благодаря тому, что Троцкий, зная о безграничном доверии, которое его сын питал к «Этьену», давал Зборовскому самые ответственные поручения. Вскоре Зборовский доложил «Центру»: «Старик распорядился, чтобы меня ввели в секретариат и приглашали бы на все заседания Международного секретариата»[189]. В другом донесении Зборовский сообщал: французские троцкисты предложили ему «взять на себя всю работу русской группы» и заявили, что будут признавать «представителем русской группы» только его[190].На Учредительном конгрессе IV Интернационала в сентябре 1938 года Зборовский был единственным, кто представлял делегацию от СССР. Он подробно информировал Центр об участниках конгресса и принятых на нем резолюциях.
Зборовский сделал все возможное, чтобы не допустить перехода невозвращенцев на сторону троцкистов. Он предложил «Центру» распространять слухи о причастности Кривицкого к убийству Райсса[191]
. Хотя эта провокация не удалась, Зборовский вместе с Эстрин информировали Троцкого о «ненадежности» Кривицкого. В их письмах тенденциозно излагались сведения о сотрудничестве Кривицкого с меньшевиками и выражались сомнения в правдивости Кривицкого, который якобы «говорит только о том, что соответствует его интересам, и умалчивает невыгодное для него»[192]. В следующем письме делался вывод: «На В. [Вальтере] нужно поставить крест»[193].Аналогичная интрига развертывалась вокруг Бармина, который открыто выражал издателям «Бюллетеня» свое недоверие и заявлял, что не рассматривает их в качестве представителей Троцкого[194]
. В письме Эстрин Троцкому сообщалось: «Э. [Этьен] виделся с Барминым. Дело с ним не выйдет»[195].У издателей «Бюллетеня оппозиции» возник конфликт и с рабочим-оппозиционером Таровым, бежавшим в 1936 году из СССР и при жизни Седова публиковавшимся в «Бюллетене»[196]
. Эстрин сообщала Троцкому, что «Таров порвал с нами отношения»[197].