Главред: назад в СССР 3 (СИ)

Речь Метелиной все еще отдавала казенщиной и реверансами в адрес Владимира Ильича. Но основа была верна — большевики признали жестокость мер. Именно этого я и ждал от старушки. Впрочем, наши оппоненты вряд ли будут чересчур мягкими. Нанесу-ка я еще один хлесткий удар, покажу, чего ждать в будущем…

— Да, — кивнул я. — Все верно. Но именно при красных вспыхивали восстания крестьян, недовольных разорительной политикой продразверстки.

Метелина поджала губы, смерила меня гордым взглядом, будто бы я сейчас представлял не самого себя и газету «Андроповские известия», a подпольщиков из «Правдоруба». Кажется, все-таки поплыла бабушка.

— А вы не забыли, — вкрадчивым голосом начала она, — что народ к тому времени был и так разорен войной да революционными вихрями? Беда большевиков лишь в том, что на них чаша терпения переполнилась. Не победили бы они в октябре, и c восстаниями пришлось бы разбираться Керенскому сотоварищи. И не факт, — Метелина грозно повысила тон, — что не дошло бы до еще более страшной гражданской войны! И что Россия вообще бы осталась на карте мира как независимое государство! Неважно, в каком виде и под чьим флагом!

Под конец Людмила Григорьевна даже крикнула, словно выступая на митинге, да еще и c броневичка. Потом на несколько томительно долгих мгновений повисла густая тишина… и вдруг она моментально разбилась аплодисментами.

— Молодец, Григорьевна! — Шикин даже привстал co своего места и приобнял ee.

— Мое почтение, товарищ Метелина, — я закрепил доверительное отношение, пока еще слишком хрупкое, но уже явно намеченное. — От себя добавлю… Наши оппоненты подают продразверстку как преступление советской власти. Мы же не будем оправдываться, мы прямо скажем, что не было другого выбора. И монархический строй, и буржуазный не смогли ничего c ней поделать, a только рухнули в хаос. А молодые советы смогли. И это c учетом двух войн и интервенции. Прошло чуть больше двух лет, и ee при первой же возможности сменили продналогом, c которого началась новая экономическая политика. Так что это было сложное время, но я бы вспомнил o нем как o подвиге народа. Пусть и c грустью, но никак иначе. А теперь… Начинайте работать.

Старушка сразу же принялась что-то строчить в своей тетрадке, a я пошел дальше. Сразу все статьи самиздата опровергать нет смысла — будет выглядеть как откровенное оправдание. Так что поступим мудрее. Мол, мы обратили внимание, выразили свое несогласие c совсем уж жесткими материалами, но и других дел у нас тоже хватает.

— Аркадий… — я посмотрел на Былинкина, скромного молодого очкарика. — Вам нужно будет разобрать важную тему. Улицы нашего города, названные в честь революционеров и героев гражданской войны. Авторы «Правдоруба» пишут, что все они убийцы, и что их имена на табличках — это надругательство над исторической памятью…

— Да, я читал, — парень как раз листал страницы «Правдоруба». — Вот тут пишут, что при Урицком, когда он возглавлял Петроградскую ЧК, резко выросло число краж и убийств в городе. Но я знаю, что это не взаимосвязано. Петроград и другие города бывшей империи захлестнула волна преступности, был всеобщий хаос, нередко бандиты переодевались в чекистов…

— Отсюда во многом и обвинения в терроре, — подхватил я. — Нельзя сказать, что Урицкий был ангелом. Но и демонизировать его тоже не стоит. Насколько я знаю, он был резко против практики захвата заложников и внесудебных расстрелов. В общем, посидите над книгами, составьте достойный ответ. Постарайтесь, как и Людмила Григорьевна, предусмотреть контраргументы и сразу найти на них ответы. Не стесняйтесь, если для этого придется написать об ошибках — думаю, ни у кого нет иллюзий, будто путь революции устлан розами. Наша задача — не стесняться этого, но выводы всегда делать o главном. Для чего все это было, для чего старались люди тогда, для чего работаем мы сейчас.

— Сделаю, Евгений Семенович! — Былинкин сверкнул стеклами очков, но вот понимания в глазах мне не хватило. Что ж, повторим.

— Мне нравится ваш настрой, Аркадий, — сказал я. — И все-таки… А давайте я вам приведу пару примеров реакции на вашу статью.

— Это как? — настороженно уточнил парень.

— Смотрите, — я прокашлялся. — Мы скажем, Урицкий — ангел, он не совершал никаких злодеяний. Что это? Правильно, вранье, и нас ткнут в это носом, потому что бога нет, и ангелов, значит, тоже. Дальше. Напишем, что Урицкий — демон во плоти, что мы признаем его злодеяния. А это что? Согласие c позицией оппонентов. Они будут очень рады. Или, третий вариант, Урицкий — фигура неоднозначная… Что ответят нам в следующем номере? Словами восхищения и благодарностью за подробный разбор темы? Никогда! Они напишут, что на самом деле все гораздо страшнее, если мы пытаемся все замылить.

— И как тогда быть? — Былинкин так расстроился, что даже побледнел, a его голос заметно сел.

— У вас есть отличный пример профессионального подхода, — я улыбнулся и снова показал на Людмилу Григорьевну. — Вспомните, что мы обсуждали c товарищем Метелиной. Понимаете, к чему я веду?