Главред: назад в СССР 3 (СИ)

Я проследовал за лидером «хулиганов», понимая, что меня сейчас ведут туда, где не всем разрешается быть. Во всяком случае из пришлых. Свои-то вон там чай кипятят… Сивый откинул занавесь, и мы очутились в небольшом закутке co столом, запитанной от домовой проводки электроплиткой и посудной полкой. Это c одной стороны, a c другой — к стене крепился настоящий аккуратный стеллаж, полностью забитый резными поделками. Дощечки c узорами, фигурки женщин, какие-то странные уродливые гномы, вазочки, пепельницы, тарелки.

— Видал? — c нескрываемой гордостью улыбнулся «хулиган», кивнув на экспозицию. — Большую часть мой отец делал. На Соловках сидел, там научился. И я как-то c детства начал все это собирать… Сначала отцовские, потом пацаны дарить начали. Некоторые… ты, Жека, пойми — после отсидки, разная жизнь у людей ведь.

— Понимаю, — уклончиво кивнул я, имея в виду скорее отношение Сивого к покойному отцу, a не к «сидевшим пацанам».

— У меня мечта есть, — неожиданно сказал лидер «хулиганов». — Типа музея открыть. Это ж тоже искусство как-никак.

— Достойная мечта, — снова кивнул я, одновременно думая, что в Сивом еще не все пропало. — Я бы даже помочь тебе мог. Слышал, мы тут недавно архив Тюлькина нашли? Это деревенский фотограф.

— Извини, Жека, не слышал, — мне показалось, будто в голосе громилы прозвучало искреннее смущение. — Но ты редактор, тебе лучше знать. А что?

— А то, что мы выставку в газете устроили, — пояснил я. — Прямо в редакции. И каждый желающий может прийти и посмотреть. В ленинскую комнату c девяти до шести в рабочие дни.

— Фотографии, — c сомнением покачал головой Сивый. — Не знаю, не мое это.

— Один парень, — начал я, вспомнив Никиту Добрынина, — своего прадедушку на одном из снимков узнал. Да и многие люди, кто просто к нам приходил, тоже своих родственников находили. Вдруг и ты кого-то своих узнаешь?

Неожиданно я подумал, что мой журналист ни разу не поинтересовался собственным дядей, который теперь стал колумнистом вечерней газеты. Ведь член дискуссионного клуба отец Варсонофий приходится родственником Добрынина по материнской линии. И священник Амвросий, репрессированный в тридцатые годы, их общий предок. Но парень видел дядины материалы, знал, что тот активно выступает на собраниях… И никаким образом себя не выдал. Неужели настолько разошлись дорожки отца Варсонофия c собственным племянником? Чудны дела твои, господи, как говорится.

— Знаешь, редактор… — после долгой паузы заговорил Сивый. — Пожалуй, что ты и прав. Надо прийти, посмотреть, может, и впрямь батю найду своего. А еще… ты мне это… может, продашь пенальчик?

— Да бери так, — великодушно сказал я, испытывая какое-то странное необъяснимое ощущение. — Я же говорю, мне целую кучу надарили.

— Спасибо, Жека, — Сивый бережно принял из моих рук футляр c ручкой и пожал мне ладонь своей широченной «лопатой». — А ты и вправду нормальный мужик оказался. Договорились мы, значит. Про Пэла я тебе рассказал…

— С моей стороны все тоже в силе, — я успокоил лидера «хулиганов». — И просьба у меня, Сивый. Если что вдруг узнаешь, что этот… как его там, Стэл или кто-то еще дела мутные предлагает, ты уж передай мне. Не хочется мне, чтобы они кому-то еще навредили.

— Я понял, Жека, — кивнул громила. — Расходимся?

— Расходимся.

[1]«Златоуст» — эндовибратор или аудиотранспондер, подслушивающее устройство, разработанное физиком Львом Терменом. Советские спецслужбы спрятали его в резной американский герб, который пионеры в «Артеке» торжественно вручили послу США Уильяму Авереллу Гарриману. «Златоуст» успешно работал c 1945 по 1952 годы, пока не был обнаружен.

Глава 33

Вечер закончился без происшествий. Мы попрощались c Сивым и покинули его странную «качалку», где спорт мешают c сигаретами и алкоголем, но при этом даже там нашлось место прекрасному. Помню, как я в прошлой жизни сталкивался по работе c подобного рода ремесленным творчеством. Один наш пожилой журналист из старой гвардии даже подготовил любопытный материал c громким названием «Поделки от подельников». Тогда я просто воспринимал это как нечто из параллельного мира — сидят себе заключенные, режут из дерева разного рода поделки.

Как-то был потом в командировке в Твери, и там мы c коллегами обедали в столовой УФСИН на Вагжанова. Там еще пельмени продавались, которые в одной из колоний лепили. А потом выяснилось, что вся мебель — столы, стулья — была так же вырезана из дерева местными сидельцами. И украшения вроде статуэток. Тогда я, помню, немного скривился. А вот теперь думаю. Преступники — это неправильная часть общества. Потому-то они так и зовутся, что преступают закон и общечеловеческие ценности. И как-то оправдывать их не хочется. Но в то же самое время нельзя отказывать никому в возможности изменить свою жизнь.