Глаз бури

— Так ее звали среди первых людей, поселившихся на западе, задолго до того, как эрнистири построили Таиг в Эрнисадарке. Так крохи правды сохраняются в сказках, которые слышат дети в колыбели или солдаты и охотники у ночного костра. Но Идохеби — это имя, данное ей ситхи, и она была могущественнее любого из своих детей. Победив ее, что само по себе стало длинной и всем известной историей, Хакатри, брат Инелуки, был тяжко ранен, обожжен страшным пламенем червя. Не было лекарства от его ран, во всем Светлом Арде не нашлось средства, которое могло бы смягчить ужасную боль, мучившую его. Но он и не умирал. Наконец король погрузил его на корабль вместе со своим самым доверенным слугой, и корабль этот отплыл на запад, Там, в стране позади заходящего солнца, по верованиям ситхи, не было боли, и Хакатри снова смог бы стать невредимым и здоровым.

Таким образом, после великого подвига — поражения Идохеби — Инелуки стал единственным наследником своего отца, но жизнь его омрачала тень гибели Хакатри. Возможно, обвиняя себя в случившемся, он провел долгие годы в поисках знаний, одинаково запретных и для людей, и для ситхи. Сначала он мечтал сделать своего брата здоровым, вернуть его с не нанесенного на карты запада… но, как бывает со всеми подобными поисками, вскоре сами они превратились в его единственную цель и вознаграждение. Так Инелуки, чья красота некогда слыла безмолвной музыкой Асу'а, становился все более и более чужим для своего народа и превратился в искателя темных, бесконечно опасных истин.

Так и случилось, что когда северяне, грабя и убивая, окружили Асу'а кольцом гибельного железа, один Инелуки направил все свое знание на то, чтобы разрушить западню.

В глубоких пещерах под Асу'а, освещенных хитроумными зеркалами, росли сады волшебных деревьев, которые ситхи использовали так же, как южные народы — бронзу, а северные — железо. За волшебными деревьями, чьи корни, по некоторым утверждениям, достигали центра земли, ухаживали садовники, к которым относились с тем же почтением, с каким сегодня вы относитесь к вашим эйдонитским священникам. Каждый день они произносили древние заклятья и выполняли таинственные ритуалы, благодаря которым сады оставались невредимыми и деревья росли, в то время как король и его двор в палатках над ними все больше погружались в отчаяние и забытье…

Но Инелуки не забыл о садах, не забыл он и темные книги, которые читал, и призрачные тропы, по которым шел в поисках мудрости. Запершись в своих покоях, где никто не осмеливался помешать ему, он начал труд, которому, как он думал, суждено было спасти ситхи и Асу'а.

Каким-то образом, причиняя себе тем самым огромную боль, он добыл холодное железо и стал подкармливать волшебные деревья, подобно тому, как монахи поливают свои виноградники. Многие деревья, не менее чувствительные к железу, чем сами ситхи, заболели и погибли, но одно уцелело.

Инелуки трижды обвил дерево заклятьями, которые, вероятно, были старше самих ситхи, и чарами, проникавшими глубже, чем корни волшебных деревьев. Дерево снова стало сильным, но теперь смертоносное железо текло через него, как кровь. Опекавшие священный сад сбежали, увидев, что их подопечные погибли. Они рассказали обо всем Ий'унигато, и король был огорчен этим, но, так как он видел впереди конец всему, он не стал останавливать сына. Что проку было в волшебном дереве, когда замок окружают светлоглазые люди, а в руках у них смертоносное железо?

Сила дерева сделала Инелуки таким же больным, как загубленные им сады, но воля его была сильнее любой болезни. Он терпеливо ждал, пока наконец не пришло время собирать созревший урожай. Тогда он взял ужасное растение, волшебное дерево, все пропитанное зловещим железом, и пошел наверх, в кузницы Асу'а.

Измученный, больной до безумия, но полный мрачной решимости, он смотрел, как бегут от него лучшие кузнецы Асу'а, но ничто не шевельнулось в нем.

Он сам раздул огни горна, в одиночестве пропел Слова творения и взял Молот, придающий форму, который до него держал в руках только Верховный кузнец.

Один в красном свете глубоко сокрытой кузницы он выковал меч, само вещество которого, казалось, дышало ужасом. Чары Инелуки были такими отвратительными и сверхъестественными, что даже воздух Асу'а наполнился гневом, а стены качались, словно под ударами могучих кулаков.

И тогда он взял выкованный им меч, и понес его в Главный зал своего отца, показать остальным то, что когда-нибудь спасет их. Но так ужасен был его вид и так мучителен вид серого меча, сверкающего почти непереносимым светом, что ситхи в страхе бежали из зала, оставив там только Инелуки и отца его, Ий'унигато.

* * *

В тишине, в которой звучали последние слова Ярнауги, в тишине, такой глубокой, что даже огонь, казалось, перестал потрескивать, как будто он тоже задержал дыхание, Саймон почувствовал, как встали дыбом волосы у него на шее и на руках и странное головокружение подкралось к нему.