Глаз бури

В это время детина-щвейцар решил придти на помощь Головнину и сделал это решительно невпопад.

– Василий Александрович, уважаемый, проходите, проходите сюда скорее! Вас уж заждались! А барышня уже уходит! Уходит!

Василий побледнел и ожег идиота ненавидящим взглядом. Не более доброжелательства досталось и Софи. Впрочем, под давлением очевидных обстоятельств лицо Головнина вскоре изменилось и приобрело умильно-заговорщицкое выражение. Он придержал Софи за локоть (она попыталась стряхнуть его руку, но Василий был цепок), и отвел в сторону.

– Софи, я думаю, мы можем поговорить с тобой, как современные цивилизованные люди…

– О чем это? О том, как ты обманываешь Элен?!

– Софи! Софи! Умоляю тебя, умерь свой пыл! О каком обмане мы говорим? Я люблю и уважаю Элен, мою дорогую и единственную супругу, мать моих детей…

– Ох, Васечка, ну что же ты, оказывается, за негодяй! – с какой-то даже ноткой восхищения в голосе прошептала изумленная Софи. – Говорить мне такое на этом пороге…

– Софи! – с пафосом продолжал Василий, словно не услышав ее слов. – Элен, безусловно, – ангел, ангел во плоти, посланный мне в супруги Провидением… совершенно, совершенно незаслуженно посланный, я это, увы, очень понимаю… Ты ведь не будешь отрицать?…

Из контекста Софи не поняла, что именно она могла бы оспорить: небесное происхождение Элен или мезальянс ангела и Васечки Головнина, но решила на всякий случай дослушать до конца.

– Разумеется не будешь! – с той же экзальтацией в тоне воскликнул Головнин. – И ты, именно ты, сумеешь меня понять! Твоя судьба – это ведь тоже конфликт между земным и небесным. Я так рад, что мы с тобой повстречались!..

– Васечка, по-моему, ты заговариваешься! – пробормотала Софи и помахала растопыренными пальцами перед носом Головнина. – Ты не в коллегии, и не речь держишь… Перестань, однако, врать и скажи толком, пока я тебя слушать согласна.

Вняв ее словам, Головнин слегка умерил свой пыл и заговорил вполне по-деловому.

– Ты тоже делала выбор, Софи. Значит, способна меня понять. Я – живой человек, кроме души, у меня есть и плоть… Жить с ангелом это, порою, такое испытание…

– Лицемер и мерзавец! – припечатала Софи. – Плоть у него, видите ли! Уж если тебе Элен нехороша! Да другую такую красавицу поискать!

– Не в этом дело, вовсе не в этом дело! Ты не хочешь понять! – буквально закричал Василий.

Детина швейцар вытянул шею, явно стараясь разобрать суть разногласий. Неужели строптивая и странноватая барышня прежде соврала ему и повстречала-таки своего неверного супруга прямо у ворот заведения?! Какой конфуз!

– Софи! – продолжал умолять между тем Головнин. – Услышь меня. Элен холодна, как любой из небожителей. Наша супружеская постель ничем не отличается от какого-нибудь белоснежного облака в эмпиреях. Так же чиста и бесстрастна. Я даже в мыслях не сравниваю Элен с… Но человек слаб! И я тоже… И ты. Ведь ты же отвергла своего меланхоличного Пьера ради демонического Туманова!

– Васечка, есть разница! – резко сказала Софи. – Все, что я сделала, я сделала открыто, и заплатила свою цену!

– Это потому, что ты глупа и порывиста до идиотизма! И всегда была такой! – прошипел Головнин. – Так, как ты, нормальные люди из общества не поступают. Испокон веков они все делают иначе, никого и ничем при этом не скандализируя. Что тебе мешало выйти замуж за Безбородку, а потом приезжать по литературным делам в Петербург и кувыркаться сколько угодно с этим помойным выскочкой?!

– Замолчи, негодяй!

– Так ты от своей никому не нужной искренности требуешь, чтобы я теперь же открылся Элен? – язвительно, разом сбросив умильную маску, спросил Головнин. – Рассказал ей, куда я хожу и чем здесь занимаюсь?

– Нет! – в ужасе вскричала Софи, разом представив себе все, что за этим последует. – Не смей!

– Так что же ты хочешь?

Софи лихорадочно соображала. Ей удалось, наконец, сбросить васечкины пальцы со своего рукава, и она инстинктивно сделала шаг, а потом и другой в сторону, подальше от него. Головнин усмехнулся, заметив это движение.

– Ладно. Не станем играть в прятки. Как сказал бы старичок Афанасий, я – безусловно, не леди, а ты, так же безусловно – не джентльмен. Я буду молчать о твоих милых проказах до тех пор, пока ты ублажаешь Элен, и она всем довольна. Но если ты посмеешь хоть чем-то обидеть ее, я… Я устрою невероятный скандал! Я опишу тебя в новом романе так, что только окончательно выживший из ума тебя не узнает… А сама Элен… Ты ведь ее до конца не знаешь. Я – знаю. Ты думаешь, это случайность, что мы с ней – столько лет дружим? Ничего подобного! Где-то внутри… Элен мягкая и пушистая только до определенного предела. Если она решит, что ты предал ее любовь и верность, – пощады и прощения не жди. И не думай, пожалуйста, что без тебя Элен пропадет. Ее репутация, поверь, не пострадает, и жизнь она свою устроит. А вот ты с карьерой тогда можешь распроститься… Помни, Василий Головнин, и пойми, чем я тебе угрожаю: если ты навредишь Элен, я вывернусь наизнанку, но выведу тебя смешным и убогим. А этого наш милый свет никому не прощает! Смешным и убогим!